7 сентября 1959 года в Минске проходило заседание Бюро ЦК компартии Белоруссии. Оно длилось весь день, но рассматривало единственный вопрос – о деятельности минского подполья в годы Великой Отечественной войны. К тому времени явно назрела необходимость некоторого переосмысления истории антигитлеровского сопротивления в столице БССР на начальном этапе оккупации города (1941 – 1942 годы).
Как утверждают современные историки, в конце 1942 года у находившегося в эвакуации руководства республики сформировался и после этого долгое время поддерживался обвинительный уклон в оценках его деятельности [1, стар. 5].
Два провала, последовавшие один за другим в 1942 году (в марте–апреле, а потом в сентябре–октябре в общей сложности было арестовано более 600 человек) породили подозрения в отношении существовавших тогда общегородских подпольных организаций – сначала в отношении Военного Совета партизанского движения (создан оставшимися в оккупации военнослужащими РККА), а потом и в отношении общегородского подполья. У партийного руководства БССР и в партизанских штабах (Центральном и Белорусском), а с их подачи – и у органов НКВД уже в то время возникла версия о том, что проявившие себя в Минске военная и партийная подпольные организации не были патриотическими – первая из них заявила о себе всего лишь попытками спасения оставшихся в оккупации военнослужащих РККА и была разгромлена из-за предательства собственных руководителей, а подпольный партийный комитет и вовсе являлся якобы ложным, созданным немецкими спецслужбами для выявления и арестов проживавших в городе патриотов.
4 декабря 1942 года Пантелеймон Пономаренко (первый секретарь ЦК КП(б)Б и начальник Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования) окончательно «открестился» от минских подпольщиков, сообщив заместителю наркома внутренних дел СССР Абакумову, что «… [минский] подпольный горком … не является оставленным нами для подпольной работы и не включал в себя ни одного человека, известного нам и оставленного для работы в тылу. Весьма возможно, что этот подпольный горком был подставным для выявления и арестов оставленного для работы партийного актива» [2, Л. 66 – 67].
Развернувшиеся в оккупированном Минске события поспособствовали возникшим в Москве подозрениям. В январе 1943 года в коллаборационистской печати было опубликовано несколько статей руководителя минского подпольного комитета Ивана Ковалева, арестованного в октябре 1942 года. В этих статьях он признавал бесполезность сопротивления, призывал бывших своих соратников сложить оружие [3, Л. 101] и, кроме того, высказывал критические замечания относительно методов построения социализма в довоенном СССР – главным образом, о гибельных для страны методах коллективизации сельского хозяйства [4, Л. 106].
Современная историография исходит из того, что Иван Ковалев не был автором указанных статей: состряпанные немецкими спецслужбами, они были опубликованы в «Беларускай газэце» (выходила в Минске на белорусском языке до конца июня 1944 года) и в других изданиях за его подписью для дискредитации подполья. В те времена, однако, находившееся в Москве белорусское партийное и государственное руководство даже с некоторым удовлетворением восприняло этот факт – он вполне соответствовал рождавшейся теории о «подставном» партийном комитете.
27 января 1943 года начальник 2-го отдела Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) Иван Кравченко составил аналитическую записку «Минск под пятой немецких оккупантов», в которой упомянул и о «провокационной» деятельности Ковалева.
В подтверждение он приводил два эпизода: во-первых, Ковалев, не будучи уполномоченным ЦК, посланным в Минск для организации сопротивления оккупантам, выдал себя за такового, и, во-вторых, являясь бессменным секретарем подпольного горкома с осени 1941 года, долгое время оставался на свободе, тогда как десятки патриотов, входивших в его окружение, были арестованы и казнены [5, Л. 129].
Наполнить «фактами» версию, озвученную если и не по заказу, то явно с ведома белорусского партийного и партизанского руководства не составило особого труда, при этом под подозрение попадали не только Ковалев, но и большое количество рядовых подпольщиков. Первые аресты состоялись уже в 1942 году, когда некоторые из числа укрывшихся в партизанских отрядах участников минского сопротивления были вызваны в Москву. После освобождения белорусской столицы нарком государственной безопасности БССР Лаврентий Цанава (занял свой довоенный пост [6, c. 112] сразу после восстановления наркомата 7 мая 1943 года [7, с. 215]) подтвердил заявленные Пантелеймоном Пономаренко и его окружением подозрения: в 1944 – 1945 годах было арестовано еще 126 участников минского городского подполья.
В ходе состоявшихся в 1942 – 1945 годов допросов было «установлено», что третий секретарь Заславльского райкома партии его предвоенного состава Иван Кириллович Ковалев летом 1941 года был завербован в Гомеле органами гестапо и в сентябре того же года прибыл в Минск для организации провокационного горкома. Об этом, в частности, показал на своем допросе в НКВД 23 марта 1943 года ведавший «паспортным столом» подпольного комитета Василий Сайчик [8, Л. 281 - 282 ].
Член минского подпольного комитета Константин Григорьев, арестованный в 1944 году, сообщал следователю, что первые подозрения в отношении Ковалева у них с Казинцом возникли в конце января 1942 года, когда Ковалев рассказал им, как в конце лета 1941 года был арестован немцами под Гомелем. Под стражей, с его слов, он находился четверо суток, а затем без какой-либо проверки был освобожден [9, Л. 56 ], что вызывало подозрение в его адрес.
Показания против Ковалева дали и другие выжившие подпольщики из числа его соратников. Член подпольного горкома Алексей Котиков, арестованный в ноябре 1942 года, на первых допросах в НКВД сообщал, что в марте Иван Ковалев, зная о начавшихся арестах, никого не предупредил об опасности и скрылся из города. Он отсутствовал около полутора месяцев. А в мае того же года через связную «Тетю Нюру» (Анна Ширко) Котиков получил от «начальника партизанского отряда Жоржа» (так в тексте – Е.И.) письмо, в котором тот известил его, что Ковалев провокатор, связан с гестапо [10, Л.129, Л. 136 -137].
Константин Григорьев также упоминал о том, что секретарь горкома, зная о готовящихся арестах, не предупредил об этом подпольщиков. На этой почве у них с Казинцом произошла ссора с Ковалевым, после которой тот некоторое время скрывался за пределами Минска [11, Л. 53].
Как видно из сказанного, подозрения в адрес Ковалева носили по большей части общий характер, в основном они констатировали некоторые противоречия во взаимоотношениях минских подпольщиков и базировались на пересказе сообщений третьих лиц о контактах Ковалева с врагом. При этом большинство свидетельств не поддавалось проверке. Связная горкома «Тетя Нюра» погибла в минской городской тюрьме в ходе осеннего разгрома подполья, а «начальник партизанского отряда Жорж» и вовсе являлся фигурой полумифической: о его письме нам известно лишь из показаний Алексея Котикова. На допросе во втором отделении следчасти управления Особых отделов НКВД СССР 18 января 1943 года Котиков показал, что познакомился с «Жоржем» в начале марта 1942 года, виделся с ним 2 – 3 раза, фамилии, имени, отчества и его прошлого он не знал. В апреле 1942 года «Жорж» уехал в Западную Белоруссию, вступил там в партизанский отряд, с ним Котиков вел переписку. В одном из писем «Жорж» предупреждал Котикова о том, что Ковалев является провокатором и советовал его остерегаться.
Откуда ему было об этом известно, Котиков не знал. Позднее, во время карательной операции «Жорж» был убит [12, Л. 161].
Тем не менее, органы ГБ посчитали эти факты достаточным основанием для того, чтобы расценить деятельность Ковалева Ивана Кирилловича в качестве провокационной, направленной на пользу германских спецслужб. Предъявить ему обвинения, правда, не представлялось возможным. Дальнейшая судьба Ковалева после его ареста немцами в октябре 1942 года оставалась неизвестной. И все же руководство республики военных и первых послевоенных лет согласилось с Пономаренко и Цанавой в том, что Минский подпольный комитет был создан агентом гестапо Иваном Ковалевым и, таким образом, являлся ложным, подставным, провокационным.
Попытки уцелевших в ходе репрессий участников сопротивления изменить отношение властей к минскому подполью и к его руководству долгое время оставались безрезультатными. Как полагают многие исследователи, добиться его реабилитации в первое послевоенное десятилетие не удавалось из-за противодействия отдельных ответственных лиц из руководства республики, причастных к появлению у Минского подпольного горкома ярлыка “подставного” [1, стар. 5].
Так продолжалось вплоть до ХХ съезда КПСС, после которого новое партийное руководство БССР предприняло более настойчивые попытки установить правду о борьбе минских подпольщиков [13, Л. 168].
В ноябре 1957 года в ЦК КПБ была образована комиссия, которая вплотную занялась изучением собранных к тому времени материалов о борьбе минского подполья и о судьбе многих его участников. В ее состав помимо историков вошли представители партийного и государственного руководства республики, в том числе и стоявшие во главе партизанского и подпольного движения партийные функционеры военных лет: секретарь Минского подпольного обкома, а в период работы комиссии Председатель Верховного Совета БССР Василий Козлов (председатель комиссии), второй секретарь ЦК КП(б)Б первых военных лет, а с сентября 1942 года начальник БШПД Петр Калинин, секретарь Минского (легального, в советском тылу), а затем Вилейского (подпольного, в немецком тылу) обкомов Иван Климов, а также Секретари ЦК КПБ Тимофей Горбунов и Тихон Киселев, другие авторитетные на тот момент деятели. Комиссия изучила большое количество документов, представленных в том числе и органами КГБ. Кроме того, 28 – 29 мая, 7 июля и 1 августа 1958 года на ее заседаниях были заслушаны выступления нескольких десятков минских подпольщиков. Итоги работы комиссии в сентябре 1959 года были представлены в ЦК КПБ в виде справки о деятельности патриотического подполья в Минске. На упомянутом выше заседании Бюро ЦК 7 сентября 1959 г. выводы комиссии были одобрены. Выступивший с заключительным словом первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Кирилл Мазуров предложил “признать ошибочным мнение бюро ЦК КП(б)Б военного времени о Минском подполье, как провокационном [14, Л. 105]».
Вместе с тем, произошедшая реабилитация минского подполья была довольно ограниченной. Это явствует из недвусмысленного заявления того же Мазурова 7 сентября: «… с самого начала оккупации Минска [в городе] развернулось активное сопротивление немецко-фашистским войскам, причем, оно развернулось не как движение антифашистское, а как движение партийное, политическое, под идеями нашей партии [14, Л. 95]» (выделено нами – Е.И.). Озвученное на высоком уровне заявление затрудняло (и даже делало невозможным) признание в качестве подпольщиков тех его участников, кто не имел связей с подпольем партийным, а это не только белорусское (и пропольское) националистическое движение, не только подполье в еврейском гетто, но и большое количество патриотически настроенных, но не работавших на подпольный горком минчан – связных партизанских отрядов, простых горожан, не считавших себя участниками подполья, но выполнявших поручения родственников, друзей и знакомых. Нередко жители города принимали участие в антифашистском движении, не подозревая даже о наличии подполья в городе – вспомним о минчанах, давших кров, документы и легализацию нашим разведчикам, работавших в Минске в 1942 году (например, группы Гвоздева и Вишневского – см. соответствующие очерки).
Не смогла Комиссия 1957 – 1959 г. оправдать и Ковалева.
На заседании Бюро ЦК КПБ 7 сентября 1959 года, подводя итоги ее деятельности, Мазуров поставил перед представителями органов госбезопасности вопрос о достоверности имеющейся в отношении Ивана Ковалева информации.
 |
| К.Т. Мазуров, 1950 - е годы |
Но, с другой стороны, подполковник Бровкин твердо заявил, что “…о Ковалеве определенно можно сказать, что он после ареста стал на путь предательства… [В этом] никаких сомнений нет» [14, Л. 20 - 21].
Представленные 10 сентября 1959 года органами КГБ в ЦК свидетельства говорили о том, что Иван Ковалев, не выдержав пыток на допросах в Минском СД, в конце 1942 года выдал нескольких членов подполья, а в начале 1943 года перешел к открытому сотрудничеству с врагом: являлся автором упомянутых выше статей в коллаборационистской и оккупационной прессе, выступал с антисоветскими речами на предприятиях Минска, затем был вывезен в Германию, где якобы принимал участие в создании антисоветского фильма о преимуществах "нового порядка" в Европе и писал книгу о проблемах коллективизации в довоенном СССР антисоветского же содержания. Дальнейшая его судьба оставалась невыясненной [15, Л. 55 - 58], что позволяло исследователям строить впоследствии различные предположения.
И хотя несколько лет спустя, 23 августа 1963 г. Управление КГБ по Гомельской области (по месту рождения Ивана Ковалева – д. Бабичи Гомельской области) остановило его всесоюзный розыск, так как факты выдачи минских подпольщиков не нашли своего подтверждения [16, стар. 25 ], его участие в пропагандистских антисоветских акциях на тот момент не вызывало сомнения. Сделанные органами безопасности выводы, надо полагать, довлели над исследователями, отдельные из которых принялись создавать образ Ивана Ковалева – предателя и провокатора.
В результате возникло довольно неприятное противоречие: патриотическая деятельность подпольного горкома партии в значительной степени дискредитировалась наличием в его руководстве изменника Ивана Ковалева.
В ЦК КПБ, впрочем, нашли вполне удовлетворительный, как, вероятно, там казалось выход из этого щекотливого положения. К.Т. Мазуров на заседании Бюро ЦК КПБ 7 сентября 1959 года заявил: «У нас есть возможность пропагандировать такое подполье, где некоторые люди вызывают сомнение, есть всякие способы не называть отдельные фамилии, делать упор на коллектив, не указывая состава … Этот вопрос не должен нас смущать» [14, Л. 105].
Следствием такой установки стала утвердившаяся на несколько десятилетий основанная на недомолвках концепция. Долгое время в официальных изданиях и научной литературе перечень членов Минского подпольного горкома ограничивался, как правило, несколькими именами (Казинец, Заяц, Семенов, Жудро), после чего применялось спасительное словосочетание «… и другие»; вплоть до недавних времен весьма непросто было найти более-менее полный список входивших в состав подпольного горкома подпольщиков. Такой подход не только затруднял научное исследование проблемы, но и породил следующий казус.
К двадцатилетию освобождения БССР и победы над Германией, в 1964 – 1965 годах, наряду с другими встал вопрос о награждении минских подпольщиков правительственными наградами. Понятно, что среди награжденных подпольщиков должен был оказаться и секретарь подпольного горкома. Ввиду сказанного выше, однако, о Ковалеве речи идти не могло. Его статус организатора подпольного партийного комитета не оспаривался ни в материалах органов НКВД - НКГБ (МГБ) военных и первых послевоенных лет, ни в свидетельствах большинства выживших подпольщиков, многие из которых утверждали, что Ковалев был первым и единственным секретарем подпольного комитета в Минске. Увы, инкриминированная ему измена сводила на нет его заслуги в деле создания подпольного горкома.
К этому времени (середина 1960-х годов) часть исследователей (историк Вера Давыдова, заведующий партархивом при институте истории партии Степан Почанин, специальный корреспондент газеты «Правда» в Белоруссии писатель Иван Новиков) в своих научных изысканиях, публичных выступлениях и литературных произведениях все чаще начали говорить об Исае Казинце как об организаторе и руководителе общегородского подполья, вовсе не упоминая при этом о Ковалеве. Делалось это не на пустом месте – в упомянутой выше Справке республиканского КГБ, предоставленной 10 сентября 1959 года в ЦК КПБ Мазурову, Исай Казинец был назван главой подпольного комитета с момента его образования вплоть до ареста, последовавшего в ходе первого, мартовского разгрома минского подполья [15, Л. 37].
Кроме того, он имел одно явное преимущество перед Иваном Ковалевым – был публично повешен оккупантами 7 мая 1942 года в Центральном сквере города Минска. В условиях санкционированного Мазуровым замалчивания «отдельных фамилий» вольно или невольно Исай Казинец получил свою долю посмертной славы – 8 мая 1965 года ему в числе первых пяти подпольщиков Минска (после Елены Мазаник, Марии Осиповой и Надежды Троян, разумеется) было присвоено звание Героя Советского Союза.
Некоторые исследователи и уцелевшие подпольщики города были не согласны с замалчиванием деятельности Ковалева в роли руководителя подпольного горкома. Спустя несколько лет часть белорусских историков (Константин Доморад, Евгений Барановский и другие), поддержанная некоторыми общественными деятелями позднего советского периода (Савелий Лещеня, Иван Климов), заявила о неправомерности произошедшей на их взгляд подмены. Под нажимом общественности в 1978 и 1983 годах историю минского подполья «доисследовали» еще две комиссии ЦК КПБ. Апофеозом их деятельности стал запрет (решение комиссии 1983 года) на упоминание имени Ковалева в научной, публицистической и художественной литературе. Как полагает Евгений Барановский, это было самое консервативное решение о судьбе этого человека [16, стар. 22].
Сторонники реабилитации Ковалева (в широком понимании этого термина – Ковалев не был осужден и не нуждался в юридическом оправдании) и после этого не сложили рук. Дискуссии относительно истории минского патриотического подполья продолжились все восьмидесятые годы. К сожалению, в своей полемике ученые далеко не всегда использовали научные методы – увы, в том числе и отстаивавшие Ивана Ковалева. Доморад, Климов, и особенно Лещеня, в критике своих оппонентов все чаще начали применять становившиеся популярными у некоторой части партийного руководства БССР в 70 – начале 80 – х годов антисемитские настроения. Они заявили об участии Веры Давыдовой, Степана Почанина, Ивана Новикова и их сторонников в сионистском заговоре против минского подполья времен Великой Отечественной войны [17, Л. 36 – 37], следствием которого, на их взгляд, и стала чрезмерная и незаслуженная героизация Исая Казинца – в ущерб Ивану Ковалеву.
Наступившие во второй половине 1980-х годов гласность и перестройка привели к очередным попыткам пересмотра «дела Ковалева». В 1987 году была создана еще одна, четвертая комиссия по изучению этой проблемы. На этот раз в ее состав вошли историки Барановский, Доморад, Печенников и Литвин, а также партийные функционеры военных лет Иван Климов и Савелий Лещеня; Вера Давыдова и приверженцы ее школы вследствие новых подходов к изучению «белых пятен» истории не были допущены к работе четвертой комиссии.
Эта комиссия должна была ответить на два ключевых вопроса:
1) Был ли Иван Ковалев организатором и бессменным руководителем Минского подпольного комитета (подпольного горкома) в 1941 – 1942 г.г.?
2) Был ли Ковалев предателем? [1, стар. 13]
Отвечая на сформулированные ими же вопросы, члены четвертой комиссии оказались перед лицом весьма непростой дилеммы.
На протяжении многих лет они отстаивали доброе имя Ковалева, и, как мы полагаем, сумели убедить партийное руководство БССР в том, что он не был провокатором и погиб в начале 1943 года в Тростенце.
Подтверждение непричастности Ивана Кирилловича Ковалева к немецким провокациям, однако, вовсе не свидетельствовало о том, что он являлся бессменным руководителем минского подпольного комитета – до своего ареста в марте 1942 года эту роль вполне мог играть Исай Казинец. Точно также возможное секретарство Ковалева в подпольном комитете на всем протяжении его существования (ноябрь – декабрь 1941 – октябрь 1942 г.г.) не исключает трагического вывода, сделанного Комиссией 1957 – 1959 г.г.: «… не выдержав пыток… вступил в сотрудничество...»: одно вовсе не следует из другого – как и второе не следует из первого.
Не допущенные к «доисследованию» «дела Ковалева» Вера Давыдова и сторонники ее позиции пытались предостеречь партийное руководство от вероятной ошибки, указывая на не вполне научные методы работы членов четвертой комиссии, которые, на их взгляд, еще до начала своей деятельности составили мнение по этому вопросу и на этой основе построили свое исследование. В разгар работы 4-й комиссии, 22 декабря 1989 года, не включенные в ее состав Вера Давыдова, Иван Липило и Иван Новиков, обратились с письмом к Первому секретарю ЦК КПБ Ефрему Соколову. Историки попытались донести до высших партийных властей мысль о том, что ревизия предыдущих решений относительно Ивана Ковалева четвертой комиссией не была бы в достаточной степени подготовлена. По этой причине они считали, что пересмотр истории минского городского подполья в ближайшее время был бы поспешным, недостаточно аргументированным, бездоказательным, основанным на эмоциях и предположениях, а не на документальной базе. Историки полагали, что исследование нужно продолжить до тех пор, пока истина не будет установлена документально, а не на словах людей, легко меняющих свои показания [18, Л. 45, Л. 47].
Члены четвертой комиссии, в принципе, и не отрицали некоторую пристрастность в методах свой работы. Один из наиболее ярких представителей их научного коллектива Евгений Барановский в апреле 2009 года, выступая на Международной конференции “Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць” заявил, что вопрос о секретарстве Ковалева настолько был ясен, что члены четвертой комиссии "... не нашли нужным дополнительно изучать жизнь и поведение в Минске Казинца [1, стар. 14]. Основные усилия в работе комиссии были направлены на доказательство невиновности Ковалева в измене. При этом, надо полагать, возможная причастность Ивана Ковалева к немецким спецслужбам никоим образом не могла удовлетворить исследователей – в этом случае рушилась вся выстраиваемая ими конструкция: секретарь горкома не мог быть предателем.
Комиссия работала около трех лет, с 1987 по 1990 г. Весной 1990 года были обнародованы результаты проведенного исследования. Как и следовало ожидать, на первый вопрос (являлся ли Ковалев бессменным секретарем подпольного комитета) был дан однозначный утвердительный ответ, а на второй вопрос (предал ли он подполье) – отрицательный. Задача, казалось бы, была решена, порочный круг разорван. 20 апреля 1990 года Бюро ЦК КПБ в присутствии большой группы минских подпольщиков единодушно утвердило выводы 4-й комиссии [1, стар. 14].
9 мая 1990 г. печатный орган ЦК КПБ, Верховного Совета и Совмина БССР газета "Звязда" опубликовала подготовленную членами комиссии статью «И.К. Ковалев – секретарь Минского подпольного ГК КП(б)Б», которая в кратком виде подытожила деятельность минского городского подполья на первом этапе его существования (1941 – 1942 год) и подавала новое видение событий [19], в соответствии с которым Иван Ковалев не был предателем, и, следовательно, его можно было считать организатором и бессменным руководителем Минского подпольного горкома партии с момента его образования до разгрома (с ноября или декабря 1941 по октябрь 1942 года).
В январе 1991 г. Бюро ЦК КПБ рассматривало вопрос о представлении И.К. Ковалева к званию Героя Советского Союза, но в связи с прекращением с 24 декабря 1991 года деятельности Верховного Совета СССР (звание Героя присваивалось Постановлением этого органа), данная инициатива не была реализована. В 1999 г. именем И.К. Ковалева названа одна из улиц г. Минска с установлением на одном из домов мемориальной доски [20, с. 175-190].
Точка в «деле Ковалева», однако, не была поставлена и в 1990-е годы. Четвертая комиссия работала в годы перестройки, что, вероятно, позволило ей даже оказывать некоторое воздействие на партийные и государственные органы власти: общественное мнение той поры безоговорочно поддерживало патриотическую версию возникновения, деятельности и гибели минского подпольного комитета. Такой способ научного исследования, однако, вызывает у многих историков некоторые сомнения в надежности сделанных выводов.
Несмотря на то, что последняя комиссия сумела наполнить предлагаемую концепцию новыми архивными материалами [1, с. 13], ее исследование ликвидировало далеко не все “белые пятна” в этой истории. В опубликованных к настоящему времени материалах, на наш взгляд, все же недостает фактов для подтверждения сделанных выводов – если только не считать, что комиссия не обнаружила в немецких архивах копий кинофильма «Европа своими глазами», к созданию которого мог быть причастен Ковалев, а в библиотеках не нашли ни одного экземпляра написанной им книги о колхозном строе в СССР. Предположение о том, что съемки фильма и издание книги могли быть остановлены и не окончены по целому ряду причин задолго до окончания войны авторы четвертой комиссии к рассмотрению не предлагают.
Утверждения же о фальсификации полученных на допросах в 1945 - 1948 годах сведений о контактах Ивана Ковалева в 1944 году в Германии с украинскими коллаборационистами из Николаева, с его тамошней любовницей Аркаданской и с земляками-остарбайтерами из Гомельской области нуждаются на наш взгляд как минимум в отдельной перепроверке.
Настоящее исследование не претендует на установление истины в научном споре ученых-историков – оно будет носить сугубо описательный характер, поскольку, как нам представляется, до сих пор не воссоздана целостная картина происходивших в Минске событий первых полутора лет оккупации. Решение этой ограниченной задачи, вместе с тем, только на первый взгляд может показаться простым. До наших дней дошло немного подлинных документов той поры. Подпольщики далеко не всегда протоколировали совещания и редко писали отчеты. Доступ к документам из архива белорусского КГБ до сих пор ограничен и мы не имели возможности пользоваться этим источником информации.
Основу хранящихся в Национальном архиве РБ документов составляют послевоенные свидетельства уцелевших участников событий, а они пристрастны. Их количество не так велико, к тому же не все ветераны оставили воспоминания. Из членов Минского подпольного комитета (горкома партии) войну пережили лишь двое – Алексей Котиков и Константин Григорьев (об Иване Ковалеве разговор особый). Котиков и Григорьев были арестованы (первый – в 1942 году, второй – в 1944), осуждены, позднее реабилитированы (первый частично, второй полностью). Понятно, что поступающие от них свидетельства носят субъективный и зачастую противоречивый характер. Например, факты и оценки фактов, зафиксированные в протоколах их ранних допросов органами НКВД/НКГБ/МГБ противоречат более поздним показаниям, которые, в свою очередь, опровергаются сведениями, полученными в процессе реабилитации подпольщиков и, тем более, в написанных после нее воспоминаниях.
То же самое можно сказать и о свидетельствах других очевидцев событий. Они жили во времена, когда можно было поплатиться за неосторожно сказанное слово, когда словом можно было защитить друзей и поквитаться с реальными или мнимыми врагами. Документы свидетельствуют о том, что мало кому из участников событий тех лет (в том числе и героям нашего повествования) удавалось избежать соблазна и не использовать слово для защиты, а часто и для нападения. Мы не беремся их осуждать, но надеемся, что сумеем в своем исследовании избежать соблазна и сможем рассказать о событиях объективно – даже в тех случаях, когда сделанные нами выводы будут противоречить убеждениям наших читателей.
Список источников и использованной литературы
См., например: Барановский Е. И. Некоторые особенности работы специальных комиссий по дополнительному изучению отдельных вопросов истории и роли в нем И.К. Ковалева/Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць. Матэрыялы Міжнароднай навуковай канферэнцыі. Мінск, 17 красавіка 2009 г.//рэдкалегія А.А. Каваленя (галоўны рэд.), С. Я. Новікаў (намеснік гал. рэд.) і інш. – Мінск: МДЛУ, 2010, выпуск 8
Справка «К вопросу о партийном подполье в г. Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944 гг.). НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 84
Статья в “Минскер цайтунг” 16 января 1943 г. Бывший руководитель Минского «Бандитского комитета» предостерегает заблуждающихся белорусов от советской лжи. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 205.
Я убежден, что Германия победит. Выступление Ковалева 21 января 1943 г. перед публикой в городском комиссариате. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 205
Записка заместителя начальника 2 отдела БШПД Кравченко. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 205
В. Н. Надтачаев. Военная контрразведка Беларуси : судьбы, трагедии, победы... — Минск : Кавалер, 2008 — 413 с.
Иоффе Э. Г. Лаврентий Цанава. Его называли «Белорусский Берия» / Эммануил Иоффе. – Минск: Адукацыя і выхаванне, 2016. – 520 с.
Выписка из протокола допроса арестованного Сайчика Василия Ивановича от 23 марта 1943 года. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105
Протокол допроса обвиняемого Григорьева Константина Денисовича от 9 апреля 1945 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105
Протоколы допроса арестованного Котикова Алексея Лаврентьевича от 18 декабря, 25 декабря и 30 декабря 1942 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105
Протокол допроса обвиняемого Григорьева Константина Денисовича от 26 января 1945 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105
Протокол допроса Котикова Алексея Лаврентьевича от 18 января 1943 г. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 105
Историко-документированная справка о Ковалеве И.К., подготовленная 8.11.1988 года членами комиссии по дополнительному изучению некоторых вопросов истории Минского партийного подполья, действовавшего в годы ВОВ. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 207
Стенограмма заседания Бюро Центрального Комитета КП Белоруссии от 7 сентября 1959 года. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80
Справка КГБ «О Минском подпольном городском Комитете партии периода 1941 – 1942 годов» от 10 сентября 1959 года. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 72
Мінскае антыфашысцкае падполле. – Мінск, Беларусь, 1995
Письмо Лещени С.К. секретарю ЦК КПСС тов. Зимянину М.В. 16.12.1978 г. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1. Д. 207
Письмо В.С. Давыдовой, П.П. Липило, И.Г. Новикова Первому Секретарю ЦК КПБ Е.Е. Соколову. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 208, Л. 45, Л. 47
“Звязда” № 105 (21333). 9 мая 1990 г.
Бараноўскі Я.І. “Гомельшчына ў Вялікай Айчыннай вайне”, (2005, Гомель). Навукова-практычная канферэнцыя “Гомельшчына ў Вялікай Айчыннай вайне”, 7-8 красавіка 2005 г.: [прысвеч. 60-годдзю Вялікай Перамогі: матэрыялы] / рэдкал.: В.А. Міхедзька (адказ. рэд.) і інш.; Гомельскі дзярж. ун-т імя Ф. Скарыны. — Гомель: Выд-ва “Гомельскі дзярж. ун-т імя Ф. Скарыны, 2005.
