Поиск по этому блогу

пятница, 17 сентября 2021 г.

Капитан Никитин

22 октября 1942 года в районе города Торопца (тогдашняя Калининская область) через линию фронта в советский тыл вышла бригада капитана Никитина – шесть отрядов, около четырехсот партизан. Бригада была создана в июле – сентябре 1942 года и состояла в основном из бывших красноармейцев – бежавших из лагерей военнопленных и оставшихся на оккупированной территории окруженцев.  Она прославилась не только многочисленными стычками с противником, но и широко распространенной партизанской вольницей, сделавшей ее узнаваемой по обе стороны от линии фронта – у населения на немецкой стороне и у партизанского руководства на нашей.

Их хорошо встретили в Белорусском штабе партизанского движения (БШПД; сформирован в полосе Калининского фронта, там же, в деревнях Шейно и Тимохино Торопецкого района до ноября 1942 года располагались многие его службы[1]). И это при том, что привыкшие к вольготной жизни партизаны, оказавшись в нашем тылу, расслабились. Как позже рассказывал начальник БШПД Петр Калинин, «… требования у них к … штабу, были очень большие, а у нас положение было тяжелое. А они пришли и думали, что их встретят с цветами, поставят по литру спирта, а у нас самих ничего нет. Народ был отборный и требования были очень большие»[2].

Впрочем, спустя короткое время, партизан Никитина поставят на место и с вольницей будет покончено. А пока руководство бригады написало отчеты, отправило в партизанские штабы основные документы бригады – книгу приказов и дневник боевых действий, а также карту боевого пути, по которому бригада выходила из немецкого тыла; трофейные ценности были оприходованы и сданы в соответствующие инстанции[3]. Отличившихся в боях партизан представили к наградам.

Разумеется, была проведена проверка личного состава. Первоначально она ограничивалась собеседованиями с руководством бригады, а также с отдельными рядовыми бойцами. Беседы проводились в Белорусском штабе партизанского движения. Позже по их результатам были сделаны выводы. Некоторых партизан отправляли в тыл, на отдых и лечение, других в армию, на фронт[4]. Отдельными лицами заинтересовались органы госбезопасности.

***

В начале декабря 1942 года руководство бригады вызвали в Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД), в Москву, к Пономаренко. Там чествование героев продолжалось еще некоторое время: для них были организованы встречи с работниками ЦК КП(б)Б, с белорусскими писателями и поэтами, которые расспрашивали партизан о жизни населения на оккупированной земле и о борьбе народа с врагом[5].

А 3 декабря 1942 года в кабинете у Пантелеймона Пономаренко капитан Никитин был арестован[6].

Его арест ударил по всей бригаде. В ходе следствия в вину комбригу стали вменять сотрудничество с немецкой разведкой, по заданию которой он, якобы, сформировал лжепартизанскую бригаду для проведения ее силами грабежей и убийств мирных граждан, поджогов населенных пунктов – в целях дискредитации партизанского движения[7]. Это бросало тень на всех его бойцов. В том же декабре, чуть позже Никитина были арестованы комиссар и начальник штаба бригады, а также командиры подчиненных Никитину отрядов. В январе 1943 года такая же участь постигла нескольких рядовых бойцов, которые в силу обстоятельств, о которых пойдет речь в нашем повествовании, оказались в той или иной мере причастными к «преступной» деятельности комбрига.

Месяцем позже Никитина, 18 ноября в советский тыл вышла группа минских подпольщиков; в ее составе находился член Минского подпольного горкома Алексей Котиков. 6 декабря он также был вызван в Москву. Сначала, утром, с ним беседовали в БШПД[8], потом вызвали в НКВД СССР, откуда он уже и не вышел, был арестован[9]. Отныне его судьба имела немало общего с судьбой капитана Никитина: считалось, что именно Котиков, являясь немецким агентом в минском подполье, поручил тому создать лжепартизанскую бригаду для проведения озвученных выше провокаций против мирного населения[10]. (Подробнее об Алексее Котикове см. <<здесь>>)

***

Его звали Берл Штейнберг (Штейнгарт). Он родился 24 декабря 1907 года в Сморгони (Виленская губерния Российской империи, в пределах черты оседлости, сейчас – Гродненская область Беларуси) в бедной еврейской семье. Как сообщает военный обозреватель американской русскоязычной газеты «Новое русское слово» Марк Штейнберг (дальний родственник Никитина, его троюродный племянник), глава семейства Мендель Штейнберг был балагулой (извозчиком), зарабатывал в крохотном городке немного, его доходы едва покрывали расходы на содержание семьи – жены и восьмерых сыновей.

Во время 1-й Мировой войны, с приближением в 1915 году линии фронта к местам их жительства Мендель Штейнберг перебрался в Минск, где некоторое время работал грузчиком на железной дороге, но, опасаясь погромов, в 1918 году перевез семью в Самару[11]. Спустя несколько месяцев, в 1919 (по другим данным – в 1920) году Мендель Штейнберг умер и его семья оказалась в отчаянном положении: в преддверии разразившегося в Поволжье голода нависла прямая угроза для ее выживания. Герой нашего повествования, тринадцатилетний Берл Штейнберг оказался без надзора родителей и ушел самостоятельно искать себе пропитание.

Покинув дом, мальчик бродяжничал. Осенью 1920 года с группой других беспризорников его задержали во время облавы чекисты и устроили в один из детских домов Москвы.

Так рассказывала об этом периоде истории их семьи его дочь Галина в написанной 23 декабря 1966 года биографии отца. Тогда же, по ее словам, Берл Штейнберг получил новую фамилию и новые имя и отчество – был зарегистрирован в детском доме как Никитин Николай Михайлович.

Впрочем, существует несколько других версий того, как Берл Штейнберг стал Николаем Никитиным. В частности, белорусский историк Эммануил Иоффе со ссылкой на фонды Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны утверждает, что Николаем Никитиным Берл Штейнберг стал уже в Минском подполье где ему «сделали» паспорт на это русское имя[12].

Марк Штейнберг в посвященной Никитину статье также говорит, что руководитель подпольного Военного совета партизанского движения в Минске капитан Рогов «… снабдил Штейнберга документами на имя Николая Михайловича Никитина.» В этой же статье, чуть ниже, несколько противореча самому себе, автор уточняет, что Берл Штейнберг стал Николаем Михайловичем Никитиным с момента организации партизанской бригады: согласно установке Центрального штаба партизанского движения, еврей, который командовал нееврейским отрядом или соединением, не мог носить еврейские фамилию, имя и отчество[13]. Такая негласная установка ЦШПД, возможно, и существовала, однако, в момент формирования отряда (весна и начало лета 1942 года) ни капитан Никитин, ни отправлявшее его в леса минское подполье в лице горкома партии не имели связей с партизанским и партийным руководством в Москве и, следовательно, не могли угадать их указание на этот счет даже в том случае, если оно имело место быть.

Кроме того, эта красивая гипотеза (превращение Берла Штейнберга в Николая Никитина в период нахождения его минском подполье) вызывает ряд других, не менее серьезных сомнений. Во-первых, сам Никитин на допросе, состоявшемся в ходе его реабилитации в 1956 году, утверждал, что «… Рогов достал мне советский паспорт на мое имя…»[14], то есть, надо полагать, на имя Николая Никитина, которое он в момент встречи с Роговым считал своим. (Снабжать подпольщика документами на имя Берла Штейнберга было бы неразумно, если только тот не предполагал легализоваться на территории гетто.)

Кроме того, во-вторых, не известно ни единого случая, когда бы конспиративное имя подпольщика, на которое он имел фальшивые документы в период оккупации, сохранялось бы за ним и после освобождения Минска, чтобы под этим фальшивым именем он получил бы свою долю почестей и наград, либо был бы репрессирован: любой из таких вариантов категорически невозможно представить. (И Исай Казинец (пришел в Минск с паспортом Юрыгина, позже ему «сделали» документы на имя татарина Мустафы Деликурды-оглы), и Иван Ковалев (Стрельский, Невский), и Иван Кабушкин (Назаров), и Алексей Котиков (Жаров) остались известными в истории минского патриотического подполья под настоящими фамилиями, а их конспиративные имена сегодня знают по большей части только историки). Наш герой и в собеседованиях в БШПД, и в документах органов НКВД/НКГБ и военной прокуратуры о его аресте, осуждении, освобождении и реабилитации, других документах (например, в прошении о снятии судимости, отправленном Ворошилову из Магадана) фигурирует исключительно как Николай Михайлович Никитин[15], что, ввиду сказанного, вполне подтверждает названные его дочерью Галиной время и обстоятельства смены фамилии в московском детдоме.

И, наконец, в-третьих. В апреле 1948 года из Магаданского лагеря в Минск он отправил письмо жене, которую лишь незадолго до того сумел разыскать. Они не знали о судьбе друг друга с июня 1941, после выхода в советский тыл он пытался найти ее, перед арестом даже давал объявление по радио, но безрезультатно. Он подписал это письмо коротко: твой Коля[16], что также вполне свидетельствует о том, что супруга знала его с довоенных пор как Николая Никитина.  

***

Как пишет Галина Никитина, в детском доме он прожил до 1922 года, а потом заботившиеся о судьбе беспризорных детей чекисты определили его в состав музыкальной команды в качестве воспитанника 37-го кавалерийского полка[17].

Сам Никитин уточнял, что в детдоме он находился несколько дольше, в музыкальную команду попал только в 1924-м году, а кавалерийский полк, при котором она существовала, входил в состав расквартированной в Москве дивизии особого назначения. В 1926 году, после того как эта команда воспитанников была расформирована, он отучился в ФЗУ (фабрично-заводское училище), по окончании которого его направили рабочим (специальность – слесарь) на завод «Коммунар» (позже – имени Кирова) в Минске. В 1928 году рабочий этого завода Николай Никитин вступил в партию.

Дальнейшая его судьба вполне соответствовала существовавшим в ту пору представлениям о счастливой жизни.

В июле 1931 года по мобилизации ЦК ВКП(б) его отправили по спецнабору (800 коммунистов) в Орловскую танковую школу[18], которая готовила командиров танковых, автомобильных и мотоциклетных взводов. В некоторых источниках содержатся явно ошибочные сведения о том, что из школы его выпустили в звании старшего лейтенанта; этого, конечно, не могло быть по определению – выпускникам это учебного заведения (оно, кстати, не давало даже общего среднего образования), даже после преобразования его в училище при выпуске присваивались звания лейтенантов[19].

Николай Никитин окончил школу в 1932 году. Военная карьера складывалась ровно, без падений и взлетов – с выслугой лет он получал новые звания и занимал новые должности: в 1932 – 1934 годах командовал взводом во 2-й танковой бригаде, в 1934–м в той же бригаде получил должность командира роты[20]. К тому времени он женился на своей землячке из Сморгони Зинаиде (Зельде). Их дочь Галя (автор его биографии) родилась в 1931 году[21].

До 1933 года часть, в которой служил Николай Никитин, дислоцировалась в Киевском военном округе, затем была переведена на Дальний Восток, что обусловило его участие в событиях на озере Хасан в 1936 году. Позже бригада была переброшена в Белорусский военный округ (Станьково в районе Дзержинска). К этому времени Никитин дослужился до капитана и командовал танковым батальоном, с которым принял участие в походе 1939 года в Западную Белоруссию[22].

Николай Никитин
(фото: 1418museum.ru)
Война застала его в должности командира отдельного 21-го автотранспортного батальона подвоза 13-й стрелковой дивизии, стоявшей у города Замбров – в составе дислоцировавшейся в Белостокском выступе 10-й армии.

22 июня поднятые по тревоге войска вышли на границу, на второй день войны он получил приказание командира 13-й СД генерал-майора Наумова: пропустить отступающие части и взорвать склады в Замброве, после чего присоединиться к дивизии в Белостоке.

В Белостоке, однако, капитан Никитин дивизии уже не застал. Дальше он отступал самостоятельно, при этом, в меру возможностей старался вести подчиненный ему автобат по предполагаемому маршруту отхода дивизии – на восток южнее Минска. Во время отступления ему неоднократно приходилось выполнять распоряжения старших по званию командиров чужих частей – главным образом он прикрывал отход их войск и вел борьбу с небольшими десантами немцев. В районе Слуцка остатки его автобата подчинило себе командование 20-го механизированного корпуса и дальше он отступал уже вместе с частями этого формирования. Березину форсировали в районе Рогачева. Там всему командно-начальственному составу скопившихся в результате отступления войск поступил приказ явиться в Гомель, в штаб 21-й армии. 

В отделе кадров 21-й армии Николай Никитин получил назначение на «непрофильную» для него должность помощника командира 63-го корпусного артиллерийского полка, дислоцировавшегося в том же Рогачеве.

После сдачи Гомеля, состоявшейся 19 августа 1941 года, 21 армия была оттеснена на юг, что повлекло за собой ее переподчинение сначала Центральному и Брянскому, а затем Юго-Западному фронту. В первых числах сентября армия вела бои северо-восточнее Киева (Черниговская область).

Там она попала под удар основных сил 2-й танковой группы Гудериана, которая по приказанию Гитлера наносила известный удар с центрального направления на юг, к Конотопу, результатом чего станет образование Киевского котла. 26 сентября 21-я армия была фактически разгромлена. За три дня до этого, 23 сентября 1941 года на переправе через реку Оржица (это уже Полтавская область Украины), капитан Никитин получил контузию и попал в плен. Десять дней спустя, 3 октября, он бежал из расположенного в районе Александрии (Кировоградская область) лагеря и начал пробираться немецкими тылами в Минск – там у него были родственники и знакомые[23].

Одетый в рванье, в лаптях, голодный, грязный, скрываясь от всех и каждого, он долго скитался по деревням. В некоторых из них ему удавалось отдыхать – благодаря заводской специальности и умению работать с металлом: он ремонтировал и изготавливал для нужд крестьян самый разнообразный инвентарь, начиная от ведер и железных печей до ступ, которых никогда не видел в глаза. Это вызывало уважение местных жителей и позволяло ему ночевать и питаться в лежащих на пути его следования населенных пунктах.

В Минск Николай Никитин пришел в январе или даже в начале февраля 1942 года. О первых днях своего пребывания в городе он довольно подробно рассказал в упомянутом выше письме к жене Зинаиде, написанном и отправленном ей уже после войны, в 1948 году из ИТЛ города Магадана. Из письма видно, что, оказавшись в Минске, он пребывал некоторое время в растерянности. Никого из знакомых в городе он не встретил, посетил дом в Серебрянке, где проживала мать, затем через весь город прошел на квартиру к отцу, но никого там не застал, ночевать пришлось у соседей (из содержания письма совершенно не понятно, что подразумевал Никитин в последнем случае – его отец, как это было показано выше, умер в 1920 году в Самаре). 

На следующее утро Никитин отправился в Станьково. Там он остановился у знакомых по довоенной жизни – сначала у Соловьева, а затем у соседки по Замброву, застрявшей тут после неудавшейся эвакуации учительницы Стекольниковой. В Станьково он привел себя в порядок, отмылся и «сбросил вшей». Но и здесь он прожил недолго, 5 или 6 дней, так как пребывание в бывшем военном городке капитана Никитина стало многим известно и к нему потоком пошли с расспросами о судьбе мужей жены его однополчан.  

Он решил вернуться в Минск, но без надежной квартиры и без документов устроиться там было невозможно. Стекольникова дала ему два адреса: сослуживца по 13-й дивизии, начальника финотдела этой воинской части старшего лейтенанта Александра Чижика, и некоей Обуховой, супруги комиссара госпиталя в Замброве. Никитин поселился у ее матери. Позже он рассказывал, что эти женщины (мать и дочь), в сущности, спасли его в те дни: невзирая на риск, они приютили бежавшего из лагеря еврея и не только прятали его от чужих глаз, но относились к нему, как к родному[24].

Александр Чижик к тому времени с помощью городского подполья сумел легализоваться в городе и открыто в нем проживал в качестве гражданского лица и местного жителя. Он поддерживал отношения с несколькими сослуживцами по 13-й стрелковой дивизии – интендантом 3-го ранга (это звание военно-хозяйственного состава РККА соответствовало армейскому званию капитана) Иваном Роговым и старшим лейтенантом Иваном Беловым. Рогов, по словам Никитина, служил начальником боепитания в артиллерийском полку 13-й дивизии, а накануне войны ушел на повышение и занял должность в отделе вооружения 10-й армии в Белостоке[25]. Белов в 13-й стрелковой дивизии служил помощником начальника штаба артиллерии.

Рогов и Белов, к слову сказать, оказавшись в оккупированном Минске, с помощью работавших в паспортном столе городской управы местных жителей (Лидия Драгун и Валентина Соловьянчик, подробнее о них смотри в очерке ВСПД. Рогов, Антохин и Белов), получили возможность обеспечивать паспортами и городской пропиской своих товарищей – скрывавшихся в немецком тылу командиров РККА. В сентябре 1941 года они создали подпольный Военный совет партизанского движения (ВСПД) – организацию, с помощью которой поставили на поток снабжение документами бывших военнослужащих, как полагают многие современные историки – для последующего их вывода в партизанские отряды.

Получив от Чижика информацию о нуждающемся в помощи сослуживце, Рогов и Белов не оставили ее без внимания. Через день или два после его появления в Минске капитану Никитину назначили встречу – у железнодорожного моста (и сегодня ведет через железнодорожные пути от улицы Московской на Чкалова). Встреча состоялась лишь с третьей попытки – до того Никитин дважды безрезультатно ждал на мосту своих бывших однополчан: вероятно они хотели сначала посмотреть на него издали – чтобы идентифицировать в качестве сослуживца. Наконец в очередной раз в назначенное время (10 часов утра) к нему подошел Белов. Они поздоровались и, молча, чтобы не привлекать излишнего внимания посторонних, отправились через мост в поселок железнодорожников (располагался между Чкаловской и Вирской улицами). 

Иван Белов
(фото: 1418museum.ru)

Остановились у двухэтажного деревянного дома. Белов отвел его в квартиру на втором этаже. Там их ждал Рогов. В разговоре наедине тот расспросил однополчанина об обстоятельствах его появления в Минске. Никитин поведал свою историю. На вопрос, чем он намерен заниматься в оккупированном городе, тот заявил, что прибыл к ним за помощью. Рогову понравился его ответ, и в скором времени он предложил капитану Никитину возглавить разведывательный отдел Военного совета[26]. 


Необходимое отступление. Генерал Наумов.

Уместным будет упомянуть, что в конце 1942 года в Москву начали поступать сведения о судьбе командующего 13-й дивизией генерал-майора Наумова. После создания Белорусского штаба партизанского движения там на самом высоком уровне проверялась информация об участии генерала в подполье и, в частности, о его возможном руководстве Военным советом партизанского движения.

В состоявшейся в ноябре 1942 года (после выхода в советский тыл) беседе с первым заместителем начальника БШПД Григорием Эйдиновым партизанский комбриг и бывший член ВСПД Николай Никитин подтвердил такую версию.

На вопрос Эйдинова относительно того, что ему известно о Военном совете, Никитин дал следующий ответ: данную организацию создал и возглавлял генерал-майор Андрей Зиновьевич Наумов – об этом ему сообщил на первой их встрече начальник штаба ВСПД Иван Белов. Перед самым появлением капитана Никитина в Минске, в феврале 1942 года Наумов был арестован (его выдал шофер, некий Коновалов)[27], и только после этого Иван Рогов стал во главе этой организации.

Член Минского подпольного комитета Алексей Котиков уже после окончания войны, находясь в лагерном отделении № 1 города Минска, в письме секретарю ЦК ВКП(б) А. Жданову сообщал, что в начале 1942 г. члены подпольного горкома обсуждали план освобождения генерала Наумова. Они намеревались подкупить охрану минской тюрьмы[28]. Следует отметить, что в историографии минского городского подполья имеется несколько рассказов о механизме проведения подобного рода операций. Как сообщал минский подпольщик, а с июня 1942 года партизан отряда Никитина Леонид Барановский, комитет неоднократно подкупал охрану, следователя или прокурора; стоимость такой акции составляла 100 рублей золотом. Людей, за которых был внесен выкуп, в момент отправления из тюрьмы на расстрел выпускали и вычеркивали из списков как расстрелянных[29].

Золотом в подполье распоряжался Исай Казинец – он, по словам Котикова, доставал его в гетто. Большинство членов комитета высказалось в поддержку предложения об устройстве побега генералу Наумову, но Казинец воспротивился этому, полагая, что «… золото взять возьмут, а побег Наумову не устроят»[30].

Большинство современных исследователей, впрочем, не поддерживает высказанную Никитиным версию создания генералом Наумовым Военного совета партизанского движения – возможно, их смущение вызывает тот факт, что после ареста, находясь в лагере для военнопленных, Андрей Зиновьевич Наумов начал сотрудничать с немцами, был освобожден, по линии ТОДТ занимал должность коменданта участка работ  торфозавода «Белое Болото» под Борисовом, в октябре 1944 года вместе с семьёй перебрался в Германию, где устроился чернорабочим на трикотажную фабрику «Клаус». В начале мая 1945 года был освобождён американскими войсками. Через советскую военную миссию по репатриации в Париже Наумов был доставлен в Москву, арестован, и через пять лет приговорен к смертной казни. 19 апреля 1950 года он был расстрелян[31]. 

***

В скором времени Рогов снабдил Никитина надежными документами: он достал ему настоящий советский паспорт на имя Никитина Николая Михайловича[32]. Фиктивная справка о том, что он, якобы, состоит хористом одного из соборов города Минска, позволяла обойти требование оккупационных властей о трудоустройстве. Другая справка (о лечении в минской больнице) давала возможность довольно свободно передвигаться по городу[33].

Иван Рогов
(фото: 1418museum.ru)

Сразу после этого Рогов дал Николаю Никитину первое задание. Он поручил ему проконтролировать сбор оружия – этим занимались в окрестностях Минска связанные с ВСПД подпольщики. В марте месяце Никитин отправился в совхоз Русиновичи в районе Минска (Самохваловичский сельсовет) и там, на указанной ему явке (семья Акишиных) проконтролировать сбор боевого оружия. Прожив в Русиновичах некоторое время, Никитин установил, что это задание выполнялось довольно успешно: на местах летних боев 1941 года подпольщики устроили несколько тайников, которые постоянно наполняли винтовками и патронами[34].

Член подпольного партийного комитета Алексей Котиков уже после войны засвидетельствовал, что первое задание Рогова Николай Никитин выполнял в Узденском районе. По его словам, в феврале 1942 года Рогов поручил ему сходить в одну из деревень этого района и выяснить, не проживает ли там его жена с детьми.

Никитин установил, что в Узденском районе действительно проживала гражданка по фамилии Рогова, но она не имела никакого отношения к руководителю Военного совета[35].

Характер приказа, выполнявшегося Николаем Никитиным за пределами Минска, впрочем, не имеет особого значения для нашего рассказа. А вот детали его возвращения в Минск после длительного отсутствия представляют особый интерес.

Судя по событиям, которые происходили в городе, это был самый конец марта. По договоренности с Роговым сразу после выполнения задания Никитин должен был явиться к нему для доклада. Перед тем, как идти на явку к Рогову, он заглянул к Обуховым и узнал, что минувшей ночью его разыскивали двое незнакомых мужчин; как предположил Никитин, это могли быть отправленные к нему Роговым или Беловым связные. Происходило что-то для него непонятное и это обеспокоило Никитина. До этих пор он побывал лишь на одной конспиративной квартире ВСПД, на Чкаловской улице, дом № 3 (там проходила описанная выше встреча с руководством организации). Предполагая, что ночное посещение связных от Рогова (в том случае, если это были они) обуславливалось необходимостью предупредить его о возможной опасности, Никитин не решился появляться по тому адресу. Из других мест возможного обитания подпольщиков он знал лишь квартиру, в которой проживал Белов (улица Извозная, Грушевка). Никакого пароля для связи в Военном совете ему не дали, предполагалось, что он будет общаться только с лично знакомыми людьми, поэтому успех зависел от того, кто его встретит на этой квартире. К счастью, по дороге Никитина перехватила женщина, с которой жил Белов. Она сообщила ему страшную новость: прошлой ночью Рогов предал весь Военный совет, идут аресты, в том числе немцы схватили и Ивана Белова.  

Никитин хотел бежать из города, но, не имея связей с партизанами, побоялся уходить в никуда. Вернувшись к Обуховым, он рассказал о происходивших в городе событиях и попросил у них помощи. Сын хозяйки, Иван Обухов, обещал связать его с городским подпольным комитетом партии.

Некоторое время спустя, уже в апреле месяце, Обухов устроил ему встречу с неким Мишей (вероятно, речь шла о Михаиле Гебелеве, координировавшем деятельность городских подпольщиков с подпольной организацией в еврейском гетто). Через несколько дней Гебелев познакомил Никитина с членом партийного комитета Алексеем Котиковым. В беседе с ним Никитин просил Котикова об использовании его в подпольной работе. Тот обещал сообщить о его просьбе остальным членам подпольного горкома.

Через несколько дней, опять через Обухова, на связь с ним вышел другой представитель партийного комитета, который назвался Володей (вероятнее всего – Омельянюк). Они встретились в развалинах одного из кварталов Минска. Володя предъявил Николаю Никитину отпечатанное на пишущей машинке постановление, подписанное несколькими членами подпольного комитета (в их числе – и Алексеем Котиковым) о направлении его в леса Узденского района для объединения тамошних партизан (окруженцев или, по выражению Никитина, «примаков») в партизанский отряд[36].

***

На первых порах он подчинил себе несколько небольших групп окруженцев, перезимовавших в лесах на стыке Червенского, Минского, Руденского, Пуховичского и Узденского районов. Точных данных об их количестве и величине не имеется, но на собеседовании у Эйдинова капитан Никитин упомянул о четырех таких группах от 6 до 8 человек в каждой[37].

Одна из них, несколько человек во главе с сержантом Боликевичем, приписанных ранее к одному из местных колхозов (д. Теляково), с начала весны скрывалась в урочище Долгого Острова[38].
Как сообщает на официальном сайте Дзержинского района заместитель председателя районного совета ветеранов Виктор Уранов, Долгий Остров расположен в лесном массиве недалеко от деревни Александрово Добриневского сельсовета Узденского района. До войны этот участок суши примерно 100 на 300 метров скрывался в топи болот, покрытых густым кустарником и ольховыми зарослями. Узкую тропинку к нему знали немногие, редко кто бывал в этих безлюдных местах[39].

В Книге памяти Дзержинского района говорится, что здесь же зимовала группа младшего лейтенанта Романова[40].

Скрывавшийся на Долгом Острове вместе с Боликевичем Иван Милютин написал после войны воспоминания о событиях тех дней, в которых рассказал о первых контактах их группы с капитаном Никитиным. На Долгий Остров его привел в начале апреля 1942 года подпольщик из деревни Александрово Павел Шибко, снабжавший окруженцев продуктами. В тот раз с Никитиным было всего лишь 5 человек, и он, похоже, не произвел особого впечатления на обитателей острова[41]. На это указывал и сам Никитин. «Когда я пришел в группу, то сразу сказал, что прислан подпольным комитетом для принятия [под свое начало] и объединения этих групп, представился им. В первое время к нам люди относились недоверчиво, откуда мол, явились какие-то люди. Но потом, когда бригада стала расти, вооружаться и получать пополнение, которое оправдывало себя, доверие полностью было оказано»[42], рассказывал он в БШПД. И действительно, уже на следующий день, по утверждению Милютина, к Никитину прибыло 46 человек, все это были военнослужащие, оставшиеся в окружении. После этого отряд практически ежедневно пополнялся за счет окруженцев и гражданского населения окрестных деревень, Минска, Дзержинска и Узды[43].

В процессе объединения этих полупартизанских групп капитан Никитин, похоже, пытался действовать по-военному четко, если не сказать жестко. Возможно, и по этой причине отношение местных окруженцев к чужаку-капитану было на первых порах весьма настороженным, если не сказать враждебным. Он сразу попытался придать доставшимся ему группам некоторую организационную стройность – создал на их основе отделения и взводы, объединив их в три роты во главе с кадровыми командирами-окруженцами. На первых порах это были небольшие подразделения – судя по всему, в ротах насчитывалось по 25 – 30 человек. В будущем он планировал довести их численный состав до ста человек в каждой роте[44]. Капитан Никитин, однако, не только подчинил себе полуразложившиеся группы окруженцев и проживавших в деревнях «примаков», но и заставил их воевать, перейти к активным действиям.

Это сказалось на росте его авторитета и влияния в тех местах; пусть и нехотя, но все новые группы окруженцев приходили на Долгий остров и подчинялись капитану Никитину.

Эмануил Иофе в посвященной Никитину статье приводит воспоминания партизана его бригады Анатолия Павловича Цыбульского (судя по всему не вышел с Никитиным за линию фронта – в январе 1943 года участвовал в бою в районе Станьково, без потерь вывел из окружения часть партизан[45]). Цыбульский «… описывает Николая Михайловича высоким, подтянутым, с волевым лицом, строгими, внимательными, пронизывающими глазами и басовитым голосом. Говорил спокойно, окриков себе не позволял. Строго следил за внешним видом партизан, приказывал: «Всем бриться! Подшить воротнички!» По его словам, Никитин сам участвовал во многих операциях, после каждой операции проводил ее разбор: правильно или нет вел себя командир группы, разбирал поведение каждого бойца. Николай Михайлович Никитин пользовался в отряде и в бригаде большим авторитетом как справедливый человек и опытный командир»[46].

В целом, конечно, Никитин привнес в партизанщину профессионализма, пытался наладить дисциплину. Об этом говорят и документы бригады. В одном из первых приказов по отряду, он писал:

«Указываю на следующие недостатки, имевшие место при выполнении операции:

1. мародерство отдельных товарищей (лазание по карманам, чемоданам, присвоение вещей и др.)

2. при ведении огня некоторые бойцы стреляют, не видя цели.

3. отдельные элементы нарушения дисциплины во время операции, как то выкрики, переобувание и пр.

Приказываю: командирам и бойцам подразделений отмеченные выше недостатки во время операций не допускать»[47].

 Мародерство с ведома начальства (не присвоенное втихаря, а сданное в общий котел) преступлением не считалось; в этом случае добытое учитывалось в качестве трофеев. Часто трофейные ценности в отряде, а потом и в бригаде Никитина использовались для поощрения бойцов: захваченные в боях вещи (не только оружие, например, престижные у партизан парабеллум и маузер), но и карманные и наручные часы, фотоаппараты и др. вручались отличившимся бойцам и командирам в качестве наград[48].

В то же время, Никитин предпринимал попытки ограничить становившиеся привычными во взводах и ротах разгильдяйство и расхлябанность. С 30 мая он категорически запретил своим партизанам покидать расположение отряда без пропуска (выдавал начальник штаба), а также ограничил допуск в лагерь посторонних лиц (в их числе – жителей окрестных деревень, приходивших навестить знакомых окруженцев) – отныне их пребывание на Долгом Острове разрешалось только с ведома командования[49].

Повседневная жизнь партизанского отряда, однако, далеко не всегда поддавалась контролю. Об этом свидетельствует текст приказа капитана Никитина от 20 июля 1942 года, который, по сути, дублирует несколько ранних его распоряжений. «В расположении лагеря наблюдается: шум, хождение из подразделения в подразделение без дела, развешивание белья без маскировки от воздушного противника, хождение одиночек и маленьких групп в деревни, прием и привод в лагерь одиночек. Приказываю: … маскировать белье, хождение в деревню, привод одиночек запрещаю без разрешения штаба отряда … Впредь на месте расположения подразделений независимо от срока стоянки устраивать ровики – уборные»[50].

Стоит отметить, что в процессе создания отряда возникло противоречие, существенно повлиявшее на ход дальнейших событий и на судьбу Николая Никитина. Минский подпольный комитет (в лице Алексея Котикова), отправляя его в Узденский район в качестве своего эмиссара, поручал ему объединить местных партизан в единое подразделение, выбрать командира, а самому вернуться в Минск. Но, вопреки этой договоренности, капитан Никитин не только остался в узденских лесах, но и возглавил созданный отряд – особой крамолы в этом он не видел. Руководство БШПД, однако, полагая, что создание партизанских соединений должно происходить с ведома и под руководством вышестоящих партийных органов, устами беседовавшего с ним Григория Эйдинова высказало позже в этой связи претензии, посчитав, что Никитин стал во главе сформированного им отряда, а затем и бригады, не имея на то полномочий[51] подпольного горкома – при том, что минский подпольный комитет и сам вызывал к тому времени весьма существенные подозрения у партизанского руководства в Москве. Впоследствии ведущие его дело следователи из НКВД используют этот факт в качестве одного из доказательств участия капитана Никитина в создании «лжепартизанской» бригады (он, якобы, должен был создать и возглавить это соединение для проведения насилия и грабежей в отношении мирного населения).

***

Первый приказ по отряду Николай Никитин издал 10 мая 1942 года, эта дата, собственно, и должна считаться датой его создания. «На основании постановления подпольного комитета г. Минска об объединении всех действующих групп Дзержинского и Узденского районов для организации крупного партизанского отряда, командиром отряда назначен я, комиссаром отряда политрук т. Зубков Александр Сергеевич, начальником штаба старший лейтенант т. Васильев Александр Васильевич», – гласил параграф первый этого приказа и он некоторым образом противоречит высказанному выше утверждению: в приказе речь идет о назначении его на должность с ведома и по распоряжению минского подпольного комитета.

Тем же приказом Никитин назначил себе два заместителя – пришедшего с ним из Минска старшину Ивана Пьянова и руководителя одной из зимовавших на Долгом Острове групп младшего лейтенанта Ивана Романова. Командирами рот также были назначены стоявшие во главе местных групп окруженцы лейтенанты Валентин Богданов (1-я рота) и Дмитрий Даньков (2-я рота), а также сержант Александр Боликевич (3-я рота). В тот же день были назначены на должности отрядные старшина и повар. Каждому ротному командиру предписывалось выделить по три лучших бойца для формирования хозяйственного взвода, создание которого, по сути, и венчало формирование отряда на этом этапе[52].

***

Первый серьезный бой отряд Никитина держал 15 мая 1942 года у Волчьего Острова (лес Рудково) Руденского района. Как отмечает А.М. Литвин, исследовавший тему участия латвийских коллаборационистских подразделений в антипартизанских операциях на территории Белоруссии, эту операцию проводил 18-й латвийский полицейский батальон (395 человек) совместно с частями 603-го охранного полка и некоторыми другими охранными подразделениями. Точное количество участвовавших в операции немецких войск исследователями, вероятно, не установлено или, по крайней мере, не озвучено. Впрочем, известно, что в состав подчинявшегося 392-й полевой комендатуре (располагалась в Минске) 603-го полка входило лишь два батальона (правда, не по три, а по четыре роты в каждом), при этом оба батальона, судя по всему, в это время все еще оставались на территории Генерал-губернаторства (Польша), то есть, в операции могли участвовать только находившиеся в Минске штабные и вспомогательные подразделения (связь, разведка, инженерные и тыловые службы)[53]. Впрочем, значительное численное преимущество противника в этом бою не подлежит сомнению. И, тем не менее, «в ходе столкновения с партизанским отрядом Н.М. Никитина, каратели потерпели поражение и вынуждены были прекратить операцию»[54], – пишет Литвин. Дневник боевых действий отряда сдержанно сообщает, что в этот день отряду был навязан бой, в котором было уничтожено 250 фашистов[55].

Это была явно завышенная цифра потерь врага, тем не менее, в этот день произошло своего рода боевое «крещение» отряда и, вероятно, оно было успешным.

Капитан Никитин

27 мая 1942 г. в подчинение капитану Никитину вошел отряд Петра Знака и Филиппа Серебрякова. Отряд был создан в начале весны капитаном из окруженцев Серебряковым в Червенском районе. Позже к нему присоединился местный уроженец Петр Игнатьевич Знак (скрывался под псевдонимом «Муравьев»). Накануне войны он занимал должность секретаря Зельвенского райкома партии, как партийный работник среднего звена имел звание старшего батальонного комиссара (соответствовало званию подполковника) и, оказавшись в отряде Серебрякова, отыгрывал в нем одну из ключевых ролей.

К тому моменту под началом Серебрякова и Знака насчитывалось 35 человек[56] – ничуть не меньше, чем в ротах у Никитина. Закономерно, что в подчинение капитану Никитину их отряд вошел в качестве 4-й роты.

Объединение отрядов состоялось в процессе боя. «Когда мы сливались, нам пришлось принять бой с группой велосипедистов, – рассказывал капитан Никитин Эйдинову. –   Случилось это так. Я пришел на слияние, мы сидим с т. Знак, разговариваем. В это время пришлось принять бой. Таким образом, оба отряда приняли боевое крещение. После разгрома велосипедистов мы забрали трофеи и решили пойти к нам в лагерь»[57].  

Рядовые бойцы-партизаны, как это водится, добавили несколько деталей в рассказ Никитина. Накануне дня объединения, 26 мая во время заготовки продуктов в деревне Старина Дзержинского района группа партизан под руководством помощника Никитина младшего лейтенанта Романова захватила и заколола ножами трех немцев – это были гражданские чиновники, гулявшие на свадьбе у местного коллаборациониста (мельника). Кроме того, на свадьбе были убиты два жителя деревни, в их числе – мальчик лет 13 или 14. Их вины рассказавший о случившемся партизан 1-й роты Андрей Лагутчик (пришел в отряд из Минска вместе с Никитиным) не знал.

В качестве трофеев на свадьбе были взяты спирт, водка, сало, мясо, пироги и другие продукты. Отойдя от деревни километра на три, партизаны остановились подкрепиться. «Послали за Никитиным. Как раз должна была состояться встреча Никитина с отрядом комиссара Знака и капитана Серебрякова по вопросу объединения отрядов. По случаю объединения отрядов Никитин тут же у дороги решил … дать пир … напились спирту так, что еле сидели у костров. В 10 – 11 часов утра по этой дороге проходили немцы [велосипедисты] в количестве 18 – 20 человек … началась перестрелка. В связи с тем, что капитан Никитин и вся группа были пьяны, мы потеряли убитыми 3 человек (в их числе, помощник Никитина Романов) и 1 раненым»[58]. Другой тяжело раненый красноармеец Шапошников позже умер от ран и был похоронен в лагере на Долгом Острове.

Произошедшее слияние, как это будет показано ниже, породило довольно серьезный кризис в процессе организации и становления бригады Никитина, хотя, вероятно, и не было случайным. Дело в том, что они были знакомы еще с 1928 года – Петр Знак занимал должность секретаря партъячейки на заводе «Коммунар» (имени Кирова) в Минске, на котором в тот год работал и вступал в партию Николай Никитин.

Петр Знак
На собеседовании у Эйдинова Никитин утверждал, что в этой связи он даже просил Знака возглавить объединенный отряд, но тот не принял его предложения и занял должность комиссара[59]. Действительно, в приказе № 3 от 29 мая 1942 года старший батальонный комиссар Муравьев (Знак) фигурирует уже в качестве комиссара отряда капитана Никитина[60]. Следующим приказом (№ 4 от 7 июня 1942 года) Никитин назначил капитана Серебрякова своим заместителем – с исполнением обязанностей со дня объединения отрядов – с 27 мая 1942 года; бывший его заместитель старшина Пьянов этим же приказом был переведен в распоряжение начальника штаба[61].


***

14 июня в районе своей базы на Долгом Острове отряд вел тяжелый бой с карателями – в историю он вошел под названием «Александровский бой». Противник планировал повести наступление на Долгий Остров силами нескольких подразделений упомянутого выше немецкого 603-го запасного пехотного полка (17 марта 1943 года будет преобразован в охранный полк[62]), а также силами трех рот 24-го полицейского батальона[63], сформированного в Латвии из числа местных коллаборационистов (16 офицеров, 72 унтер-офицера и 387 солдат на момент прибытия в район Станьково в июне 1942 года[64]).

Командование не стало выводить отряд из-под удара, несмотря на то, что узнало о готовившейся операции по меньшей мере за один или два дня до ее начала. Как сообщает Эмануил Иоффе, минские подпольщики сумели их предупредить о подготовке карательной экспедиции[65]. Дзержинский краевед Виктор Уранов в одной из своих публикаций на эту тему уточняет, что добытые сведения в отряд доставила подпольщица из Минска Анна Федоровна Ширко[66] – «Тетя Нюра», которая неоднократно ходила из Минска на связь в партизанские отряды.

Исследовавшие историю 24-го полицейского батальона латышские историки называют свою причину утечки информации о готовившейся против отряда Никитина операции: широко распространившиеся и ставшие весьма тесными отношения солдат батальона с женщинами из близлежащих деревень неизбежно привели к тому, что последние передали ставшую им известной новость партизанам[67].

В целом, отряд был подготовлен к защите Долгого Острова.

План лагеря отряда капитана Никитина на Долгом Острове
(источник: 
https://www.youtube.com/watch?v=g0onsuYZl1o&t=568s )

Еще первым своим приказом (от 10 мая) капитан Никитин распределил рубежи обороны лагеря между имевшимися у него на тот момент тремя ротами. При объявлении тревоги по сигналу «В ружье!» роты должны были занять позиции на восточной (первая), западной (вторая) и северной (третья) опушках острова[68]. После присоединения отряда Знака – Серебрякова, линия обороны была несколько изменена: две роты (первая и третья) должны была защищать остров с востока и юго-востока в двухстах метрах от лагеря; вторая и четвертая (созданная на основе отряда Знака) роты – занимали позиции по западной опушке Долгого острова – в районе могилы погибшего незадолго до этого партизана Шапошникова и отрядной кухни соответственно. Командный пункт на время возможного боя должен был находиться в землянке командира[69] – единственной в лагере; личный состав рот, хозяйственные службы, лазарет и склады располагались в шалашах (см. план лагеря на Долгом Острове).

Особенно остро в этот период стоял вопрос вооружения отряда и обеспечения его боеприпасами. Если местные окруженцы еще могли иметь сохранившееся с лета 1941 года оружие, то выведенные из Минска и окрестных деревень группы страдали от его недостатка. Захваченные в первых стычках с противником трофеи лишь отчасти покрывали этот дефицит, о чем упоминают практически все сохранившиеся документы отряда, а потом и бригады капитана Никитина. В несколько большей степени удовлетворить потребности быстро растущего отряда могли оружие и боеприпасы, брошенные отступавшими летом 1941 года частями Красной армии – но только в том случае, если поиски и ремонт валявшегося много месяцев в земле вооружения не носили бы разового характера. Капитан Никитин, похоже, предпринимал попытки поставить этот процесс под контроль и проводить поиск и ремонт оружия бесперебойно – силами приходящих к нему групп: он не принимал в отряд безоружных (исключения из э того правила, конечно, случались, но нечасто).

Так, например, партизан Никитина (а на тот момент минский подпольщик) Рафаэль Бромберг (в отдельных документах - Рафаэло) поведал историю, произошедшую незадолго до Александровского боя. Бромберг участвовал в отправлении людей из Минска в отряд к Никитину. 4 июня 1942 года он выводил из города группу распропагандированных бойцов так называемого украинского полицейского батальона, созданного немцами в Минске из числа военнопленных в основном украинской национальности. Бромберг отправил их не прямиком в Александровский лес на Долгий Остров, а в район Старого Села (Старосельский лес, чуть западнее Минска и южнее Ратомки), где к тому времени находилась несколько человек из числа бежавшей из гетто молодежи. В Старосельском лесу эти две группы (всего 28 человек) должны были вооружиться за счет оставленного при отходе наших войск оружия.

За несколько дней они привели в порядок винтовки, подобрав к ним затворы (отступавшие в 1941 году краснопрмейцы во многих случаях извлекали затворы и выбрасывали их, приводя оружие в негодность), отчистили их от ржавчины, а также разобрали найденный там зенитный пулемет (два спаренных «максима»). Последнюю операцию проделали «украинцы».

По свидетельствам участников тех событий, обоз с оружием и боеприпасами прибыл в лагерь на Долгом Острове за день до Александровского боя. Утром 13-го июня по указанию Алексея Котикова лучший проводник от Минского подпльного комитета Петр Высоцкий доставил из Старосельского леса скрывавшихся там людей и две подводы с 4-мя станковыми пулеметами, винтовками и патронами[70]. Филипп Серебряков в своих послевоенных рассказах увеличивает озвученное нами  количество доставленных в тот день на Долгий Остров вооружения и боеприпасов до 5 станковых и 2 ручных пулемётов и до 6 подвод патронов[71].

Согласно воспоминаниям Милютина, пулеметы (5 «максимов» и более 10 РПД) были установлены в заранее отрытых окопах вокруг острова[72]. Это позволяло удерживать окруженный болотами лагерь неопределенно долго – по крайней мере до тех пор, пока не выйдут боеприпасы.

В отряде к тому моме нту насчитывалось 157 человек[73]; его командование, вероятно, предполагало защитить свои позиции в Александровском лесу – несмотря на явное численное превосходство противника. Названные выше источники дают основание полагать, что в нападении на Долгий Остров принимало участие в общей сложности до 1000 человек – 475 солдат и офицеров из 24 полицейского батальона и некоторое количество немцев из числа вспомогательных служб 603 полка; несмотря на то, что это количество намного меньше заявленных впоследствии партизанами 3000 карателей[74], подавляющее численное преимущество все-равно оставалось на стороне атакующего противника. Учитывая возможное применение минометов, а также танков и бронемашин (Эмануил Иоффе в упомянутой выше статье говорит, что в наступлении на Долгий Остров противником были задействованы шесть и девять единиц этой бронетехники соответственно[75]), следует признать положение отряда в этом бою изначально безнадежным – остается только догадываться о причинах, по которым партизаны приняли бой на острове, тогда как у них была возможность и доставало времени покинуть лагерь.

Согласно исследованию Эмануила Иоффе, немцы повели наступление на Долгий Остров с трех направлений. Первые две колонны продвигались от Даниловичей и от Александрово (с северного и западного направлений). Третья колонна находилась в засаде возле деревни Подболотье, на предполагаемом участке выхода отряда из боя[76].

Карта боевого пути отряда чуть иначе отображает направления вражеских атак: первый удар противник действительно наносил по Долгому Острову с северного

Александровский бой.
Фрагмент карты боевого пути отряда Н. Никитина.
(НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 238) 
направления – от Даниловичей, а вот два других – с юга и юго-востока – от Теляково и Чурилово[77] – на участке обороны 3-й роты. Участвовавший в бою Леонид Барановский подтверждает такую диспозицию: «Основной напор был со стороны обороны 3-й роты, то есть, со стороны основного входа в лагерь и наш пулемет («Максим» 1-й роты, в том числе и я с его расчетом), был переброшен на сторону обороны 3-й роты»[78].

Капитан Никитин не принимал участия в событиях – и это обстоятельство позже зачтется ему в пассив (ниже мы подробнее остановимся на причинах и последствиях его отсутствия на поле боя).

Командовал боем Филипп Серебряков – ему, как кадровому военному, Пётр Знак поручил руководить действиями отряда в тот день.

14 июня в 4 часа утра на ближних к лагерю постах началась перестрелка – это часовые обнаружили и обстреляли высланную от Даниловичей немецкую разведку. Отряд подняли по тревоге, бойцы заняли позиции в заранее отрытых окопах и траншеях. Через несколько минут начался бой в окружении.

 «Мы подпускали их как можно ближе [часто расстояние до наступавших через болото по пояс в трясине солдат противника не превышало 15 метров] и открывали ураганный огонь по всей линии круговой обороны. Атаки фашистов следовали одна за другой. Но партизаны мужественно их отбивали. В бою участвовали все: в штабной землянке и санчасти готовили боеприпасы, чистили патроны, набивали пулемётные ленты и доставляли их к местам боя» [79], – так рассказывал о событиях капитан Серебряков.

К двум часам дня они отбили 22 атаки (в сводке боевых действий отряда говорится о 21 атаке[80]), при этом случались весьма критические ситуации. Во время одной из атак на участке 2-й роты (держала оборону в районе могилы бойца Шапошникова, комроты – лейтенант Чувакин) противнику удалось ворваться на остров и только в рукопашной схватке один из взводов Чувакина сумел сбросить вражеских солдат в болото[81].

К двум часам дня активность сторон начала ослабевать. Немцы с латышами, похоже, выдохлись. Из-за отсутствия боеприпасов отряд также не мог продолжать сражение. Серебряков сформировал группу из числа партизан, которые хорошо знали местность, и поручил им выбрать место для выхода из окружения. В районе деревни Олеховка (на довоенных картах обозначена как Олеховщина) они нашли такое место и вывели отряд из окружения между этой деревней и Теляково[82], после чего перешли на лесную дачу Зосино в Узденском районе[83]. 18 июня отряд совершил рейд в восточном направлении, перешел Слуцкое шоссе и остановился в Колодинском лесу[84].  

Большинство историков расценивает Александровский бой как весьма удачный для партизан. В современных источниках утвердилось и поддерживается мнение, что в результате боя было убито до трехсот и ранено до шестисот гитлеровцев[85]. В дневнике боевых действий отряда называются даже намного большие цифры потерь врага в том бою: 775 убитых и свыше 1000 раненых[86]. Это, конечно, были сильно преувеличенные данные; тем не менее, реакция на Александровский бой со стороны противника позволяет предполагать непривычно высокие потери карателей при ее проведении.

Алексей Литвин приводит выдержку из немецкого отчета об этой операции: «После ожесточенной борьбы лагерь [Долгий Остров] был взят. Противник силой до 200 человек смог прорвать наше оцепление… Собственные потери значительны»[87].

Как это часто бывало, за успех партизан расплачивалось гражданское население. «Позже, в звериной злобе, понеся большие потери, гитлеровцы ворвались в д. Александрово и расстреляли всех мужчин (более 20 человек), а деревню сожгли»[88], – завершает свой рассказ командовавший боем капитан Серебряков.

Потери партизан в этом бою были незначительными, участвовавшие в событиях Леонид Барановский и Иван Милютин называют от четырех до пяти погибших товарищей, современные источники оценивают потери отряда в девять человек убитыми, большинство из которых погибли на исходе боя, прикрывая выход отряда из окружения; их имена выбиты на обелиске, установленном в 1972 году на месте боя.

Обелиск на Долгом Острове
(скан видео от Макар-89
https://www.youtube.com/watch?v=g0onsuYZl1o&t=568s)

Впрочем, за каждым именем на обелиске кроется своя история – часто неоднозначная и всегда драматичная. О нескольких погибших товарищах рассказал на собеседовании в БШПД участвовавший в бою минский подпольщик, а с 4 июня 1942 года партизан отряда Никитина, Леонид Барановский.  

«С нашей стороны потери были небольшие: в самом бою один [человек] был ранен, двоих мы пристрелили (оба были тяжело ранены, у одного ранение в челюсть), поскольку с ними невозможно было двигаться. Тяжело раненый в легкое Осипов сам застрелился. Всего погибло 4 человека»[89].

О судьбе еще одного раненого на Долгом Острове партизана также поведал Леонид Барановский: «Лейтенант Павлов в этом бою был ранен (прострелены легкие), он был выведен из самого опасного места, то есть, из окружения лагеря, после чего был брошен так называемыми друзьями на произвол судьбы, раненый, истекая кровью. Догнав отряд, «друзья» заявили, что Павлов сам застрелился. Но оказалось, что Павлов «воскрес» и пришел сам в отряд спустя недели две»[90].

***

Итак, капитан Никитин не участвовал в Александровском бою. Незадолго до этого он установил связь с бойцами скрывавшейся в районе деревни Николки (в нескольких километрах на юго-восток от Долгого Острова) разведгруппы НКВД – она была выброшена из самолета в той местности в мае или в июне. Группа к тому времени была разгромлена, ее командира, как утверждал Никитин, фактически не было (не вполне ясно, что он подразумевал под этими словами), а комиссара бойцы не нашли после высадки. Уцелевшие разведчики не могли вчетвером выполнять задание. Однако, они имели радиостанцию[91], что не могло не заинтересовать капитана Никитина. Как и многие другие командиры сформированных из окруженцев партизанских отрядов, он неоднократно пытался установить контакты с военным руководством за линией фронта. «Я искал связь, чтобы сообщить о существовании нашей бригады», – утверждал он в беседе с Эйдиновым. В тех условиях это давало весьма важное преимущество – помимо получения материальной помощи из-за линии фронта, связь с военными и партизанскими штабами «легализовывала» (узаконивала пребывание в немецком тылу) бойцов-партизан в глазах руководящих инстанций: окруженцы 1941 года переставали считаться пропавшими без вести, могли претендовать на благодарности и награды, а семьи погибших – на пенсии и пособия.

Как утверждал в своих воспоминаниях Филипп Серебряков, вечером 13 июня Никитин покинул базу отряда на Долгом Острове и ушел на поиски разведчиков[92]. Точнее, он отправился на очередную встречу с ними, предполагая убедить их присоединиться к отряду.

Тот факт, что он покинул лагерь накануне боя, за несколько часов до его начала, как нельзя лучше укладывался в канву возникших впоследствии в его отношении подозрений. Отсутствие капитана Никитина на поле боя ведущие его дело следователи начали интерпретировать в том смысле, что он «… по заданию немецкой разведки сформировал лжепартизанский отряд и, командуя им, подставлял отряд под удары немецких карателей…»[93] – при этом сам под надуманным предлогом уклонялся от участия в боевых действиях. Допрошенные в качестве свидетелей, а затем и в качестве подозреваемых и обвиняемых отдельные бойцы Никитина вольно или невольно подтверждали такое предположение.

Подозрения в адрес комбрига усугубляли еще несколько факторов, наиболее зловещим из них был следующий. Числа 6 или 7 июня в лагере на Долгом Острове объявились Александр Гвоздев и Василий Юшкевич. Капитан (лейтенант госбезопасности) Александр Матвеевич Гвоздев зимой 1942 года был десантирован под Минском во главе разведгруппы 4-го Управления НКВД СССР. 27 марта он был арестован в Минске, но сумел бежать из здания СД, некоторое время скрывался в городе, а позже добрался до лагеря Никитина. Сопровождал его Василий Юшкевич – член еще одной разведгруппы, которую в свое время Гвоздев готовил к заброске в немецкий тыл. Эта группа была разгромлена (попала в засаду вскоре после десантирования), но Гвоздеву удалось разыскать нескольких чудом выживших десантников, в их числе и Юшкевича. (Подробнее об этом см. в очерке «Капитан Гвоздев»).

Беда заключалась в том, что после выхода за линию фронта капитан Гвоздев был арестован почти одновременно с Никитиным: в декабре 1942 года в рассказ о побеге из минского СД не мог поверить ни один следователь в органах НКВД. В постановлении Особого Совещания при НКВД СССР от 13 октября 1943 года обвинение в его адрес было сформулировано так: Александр Матвеевич Гвоздев после ареста был завербован германской разведкой для провокаторской деятельности. Для этого вскоре после ареста ему был устроен побег из тюрьмы СД в Минске, после чего он и прибыл к Никитину[94] – надо полагать, для оказания помощи тому в организации грабежей и насилий по отношению к мирному населению.

На поиски разведгруппы вместе с Никитиным ушли и Гвоздев с Юшкевичем. Это в значительной мере подтвердит подозрения в адрес Никитина, хотя на деле включение в состав поискового отряда Гвоздева имело вполне рациональное объяснение. Дело в том, что зимой 1941 – 1942 г.г. старший оперуполномоченный 4 -го Управления НКВД СССР (террор и диверсии на занятых противником территориях) лейтенант госбезопасности Александр Матвеевич Гвоздев готовил в Москве несколько разведгрупп и, по словам Никитина, некоторые разведчики из интересующей группы «… оказались ему знакомыми по Москве». Никитин организовал их встречу с Гвоздевым, отменять ее или переносить на более поздние сроки он не стал, а, возможно, уже и не успевал. Гвоздев убедил десантников войти в подчинение партизанскому командиру – после этого капитан Никитин получил возможность по радиостанции разведчиков установить и поддерживать связь с Москвой[95].

***

Спустя короткое время партизаны Никитина предприняли попытку взорвать железнодорожный мост на станции Негорелое. К железной дороге Барановичи – Минск выдвинулись большими силами – более сотни партизан под руководством Знака и Серебрякова. К тому времени отряд пополнился окруженцами, которые «… жили в Колодинском лесу» и его численность достигла по некоторым свидетельствам двухсот человек[96].

Капитан Никитин и на этот раз не участвовал в операции – он с незадействованными в нападении на Негорелое бойцами оставался во временном лагере. На следующий день после того, как основные силы отряда ушли на задание, в 5 часов утра немцы окружили лесной массив около деревни Колодино, прятавшиеся там партизаны были рассеяны: Никитин со своей группой ушел в одном направлении, «… остальные разошлись кто куда»[97].

Вскоре после этого, правда, Никитин сумел собрать значительную часть разбежавшихся в панике людей и, не принимая боя, вывести их из окружения. При этом ему пришлось пожертвовать госпиталем: он обособил санитарную часть отряда, которая сковывала маневр, и оставил ее в районе д. Николки[98] с незначительной охраной. В число оставленных входили больные и раненые в Александровском бою партизаны (в их числе и «воскресший», по выражению Барановского, лейтенант Павлов), а также большая часть безоружных женщин и стариков, главным образом, бежавшие из минского гетто евреи – всего 44 человека[99]. Как сообщал потом в БШПД Петру Калинину лейтенант Васильченко, это было сделано для того, чтобы избавиться «от лишнего балласта» – так объяснил свой поступок командир отряда[100].

Освободившись от обузы, Никитин сумел оторваться от противника и той же ночью ушел в район Теляково для соединения с отступившими туда после неудачной операции в Негорелом ротами; судьба брошенных в лесу у Николок людей оставалась невыясненной. Часть гражданских разошлась по домам (например, супруга Леонида Барановского Галина вернулась в Минск[101]); раненые и еврейская часть обитателей госпиталя были обречены на гибель. Боец первой роты Андрей Лагутчик, правда, засвидетельствовал на собеседовании в БШПД, что по его информации полковник Панкратов, не занимавший на тот момент в отряде никаких постов, по собственной инициативе вывел этих людей в безопасное место[102].

Поступок Никитина вызвал возмущение у многих его партизан, которые полагали, что люди были брошены на произвол судьбы – оставлены в лесу под видом (!) госпиталя. Для охраны им было оставлено не более 4-5 винтовок, что было совершенно недостаточно, так как лес, в котором оставили раненых неизбежно должен был «зачищаться» немцами[103].

«Тогда в отношении Никитина пошли нехорошие слухи. Числа 29 июня было созвано [заседание] партбюро. Много спорили, хотели … арестовать Никитина. Но Никитин парень ловкий: он вместе со своим телохранителем и адъютантом поставил около себя охрану на случай ареста»[104], – рассказывал о событиях тех дней Леонид Барановский.

Большая часть партизан Никитина, допрошенных в БШПД после выхода в советский тыл, подтвердила существование серьезных противоречий среди руководства отряда. После Александровского боя комиссар отряда Петр Знак, капитан Серебряков и несколько командиров рот высказали подозрение в том, что Никитин предатель. У многих бойцов также появились сомнения насчет командира: накануне Александровского боя он ушел; отправили группу на Негорелое – снова был бой с немцами.  Оказавшиеся в оппозиции к Никитину Знак и Серебряков пытались заручиться поддержкой рядовых партизан. Андрей Лагутчик рассказывал, как комиссар отряда пытался убедить его в измене командира отряда: «Вы из города, имеете связь с подпольным комитетом, а того не знаете, что Никитин предатель … я имею данные [на этот счет]», - утверждал Знак в беседе с ним. Впрочем, Лагутчик не поверил комиссару, он полагал, «… что у них просто идет борьба за портфель»[105].

Об этом же говорили и другие бойцы отряда. Например, один из самых "крутых" его партизан Георгий Петров хотя и отзывался на собеседовании в БШПД о своем командире довольно нелицеприятно, упрекал его в потворстве мародерству, сообщал о фактах откровенного бандитизма бойцов Никитина по отношению к гражданскому населению, о несправедливом отказе ему в награждении по итогам Александровского боя, но на вопрос начальника БШПД о его мнении о Никитине отвечал так: В бригаде «… шла борьба за портфель … А вообще надо сказать, что т. Никитин действует храбро»[106].

***

Свидетельства очевидцев, как видим, не подтверждали «идиллического» характера взаимоотношений командира отряда с комиссаром, но и откровенные попытки обвинить капитана Никитина в измене явно не находили поддержки у опрошенных бойцов-партизан.

О том, что лежало в основе их конфликта, можно предполагать следующее.

В партизанских формированиях вплоть до освобождения оккупированных территорий существовал принцип двуначалия: деятельность командиров отрядов и бригад контролировалась комиссарами, без подписи которых их приказы являлись недействительными (в РККА с осени 1942 года институт комиссаров был отменен; попытка Ворошилова распространить это положение на партизан не нашла поддержки у Сталина).

Из сказанного следует, что «борьба за портфель» между Никитиным и Знаком была обусловлена неизбежными противоречиями между командиром, который любил, чтобы его распоряжения «выполнялись по-военному[107]» (стремился к полноте власти) и комиссаром, который пытался сдерживать того в наиболее вопиющих проявлениях партизанской вольницы.

***

3 июля отряд вышел в рейд в юго-западном направлении, который в скором времени приведет его в Налибокскую пущу. За несколько часов до выдвижения, назначенного на 21.00, исчез заместитель Никитина капитан Серебряков – как позже выяснилось, он покинул отряд вместе с писарем сержантом Иваном Анохиным и фельдшером Валентиной Соловьянчик.

Капитан Никитин приказом по отряду от 6 июля объявил Серебрякова и его спутников дезертирами[108]. Вполне очевидным представляется, однако, что обвинение в дезертирстве партизанившего с февраля 1942 года капитана Серебрякова не выглядит справедливым – тот, скорее всего, бежал не из отряда, а от командира. Уклад партизанской жизни предполагал в некоторых случаях возможность перехода в другое партизанское формирование (особенно если речь шла о заслуженном бойце или командире) – в том числе при возникновении противоречий во взаимоотношениях с начальством. Архивные документы содержат немало примеров, которые подтверждают такой способ разрешения конфликтов. Это, пожалуй, в полной мере относилось и к нашему случаю. Капитан Серебряков, разумеется, дезертиром (в буквальном смысле этого слова) не был. Причина разгоравшегося с каждым днем конфликта в руководстве отряда лежала на поверхности – это упомянутая многими партизанами «дележка портфелей». При этом, выступившие против Никитина Петр Знак, Филипп Серебряков и их сторонники обвиняли того в измене, но, как это было показано выше, их обвинения подтверждались недостаточным количеством фактов. За Никитиным же оставалась сила – значительная часть командиров рот и взводов, а также рядовых партизан поддерживала своего командира в его противостоянии с комиссаром. Как доносил Петру Калинину один из недоброжелателей Никитина помощник командира первой роты Васильченко, накануне истории с бегством Серебрякова «Знак … хотел поставить на обсуждение командного состава … [вопрос] о связи … Никитина с предателем и шпионом гестапо Пьяновым…»[109] (помощник Никитина на этапе формирования отряда, ушел из отряда после снятия с должности), но большая часть командиров вступилась за командира и обсуждение не состоялось.

Таким образом, бегство Серебрякова, вполне вероятно, явилось следствием несостоявшегося «переворота» («дележки портфелей» в интерпретации бойцов-партизан) – после неудавшегося смещения Никитина с должности он посчитал для себя невозможным (если только не опасным) дальнейшее пребывание в отряде и покинул его.

Филипп Серебряков 
(фото: 1418museum.ru)
Несколько дней спустя, 7 августа капитан Серебряков создаст отдельный от Никитина отряд им. Фрунзе, позже отряд будет развернут в одноименную бригаду (ушедший с ним сержант Анохин получит должность начальника штаба отряда[110], а Соловьянчик – отрядного, а затем и исполняющей обязанности бригадного врача[111]). 23 октября 1943 г. Лидским межрайонным партийным центром Серебряков будет назначен на должность начальника военного отдела Лидской партизанской зоны[112]. В октябре 1944 года будет призван в Красную Армию, войну закончит подполковником[113].

А на следующий день после исчезновения Серебрякова старший батальонный комиссар Петр Игнатьевич Знак был убит в бою. В отряде снова возникли подозрения о причастности капитана Никитина к гибели комиссара, но и на этот раз они строились на предположениях и догадках. «В бригаде опять были разговоры о том, что [Знак] погиб от своей пули и якобы его застрелил Сычев Александр – личный адъютант Никитина», – сообщал в БШПД упомянутый выше Васильченко[114]. (На тот момент Сычев занимал должность командира одного из взводов первой роты; в штаб отряда его капитан Никитин переведет лишь 20 июля[115]).

Впрочем, о событиях того дня следует рассказать по порядку. 

***

4 июля 1942 года отряд Никитина вел бой из засады с немецкой колонной, судя по всему конной. В книге приказов отряда уточняется, что засада была устроена на дороге Николаевщина – Рудники, по которой в 18.00 было замечено передвижение расположенного в д. Николаевщина карательного отряда.

Бой на дороге Николаевщина - Рудники

Бой длился чуть более получаса, в его ходе было убито 37 немцев, трое взято в плен, но после опроса и они были уничтожены[116]. Дневник боевых действия упоминает также об одном убитом полицейском[117].

Основные силы отряда (три роты) сосредоточились на краю поляны, которую пересекал большак. С появлением колонны партизаны начали ее обстреливать; немцы залегли в кювете с обратной стороны дороги и приняли бой. В разгар перестрелки Никитин с несколькими бойцами попытался обойти противника и атаковать его с тыла[118].

Среди архивных документов сохранилось по меньшей мере два рассказа о том, как погиб комиссар отряда Петр Знак – оба рассказа от очевидцев, участвовавших в том бою.

«Около пулемета со мной лежал мой товарищ – Корчик. Комиссар Знак был от меня шагах в 10 … сзади закричали «Ура!», «В атаку!» … Только успел комиссар крикнуть «Вперед!», поднялся и был убит». Так рассказывал о гибели комиссара Леонид Барановский. Это – объективный рассказ, фиксация сохранившихся в его памяти фактов. А потом Барановский продолжил – уже от себя, высказывая свою субъективную оценку увиденному: «Никитин в это время находился на противоположной стороне поляны – метрах в 30 – 40. … С той стороны могли стрелять и немцы, и Никитин. Но, по-моему, немцам нечем было стрелять в тот момент, огня с их стороны почти не было. В тот момент, когда был убит комиссар Знак, немцы почти не стреляли, поднимали руки – сдавались в плен … Комиссар Знак был убит разрывной пулей, попавшей в лоб или под глаз. Череп был разбит. Это был меткий выстрел. Он не успел даже крикнуть. Я сам его поднимал и нес. Потом его бросили.» На вопрос беседовавшего с ним представителя БШПД Ливанова, как он оценивает смерть комиссара Знака, Барановский отвечал: «… может быть, были личные счеты – дележка портфеля между Никитиным и Знаком. Разногласия в то время между ними были из-за «бомбежки» (реквизиций у населения) и из-за других вещей. Полковник Панкратов крепко ставил об этом вопрос. Капитан Гвоздев также говорил об этом»[119]. 

Пулеметчик 2-й роты младший лейтенант Виктор Горланов, напротив, не увидел в смерти комиссара умысла – тот погиб на его глазах, как он полагал – от немецкой пули. Во время боя пулемет Горланова отказал, и он отполз несколько назад, к командиру взвода с докладом о случившемся. «В это время т. Знак подал команду «Вперед!» и бросился на немцев ... Залегшие под повозкой на дороге трое фрицев встретили нас пулеметным огнем, мы залегли, а т. Знак стал за дерево и вел стрельбу по немцам из маузера. Сычев [будущий адъютант Никитина, а в момент боя – взводный] кричал ему: «Ложись!» Но Знак ответил: «Четвертого убил!» ... Немцы в это время стали вылезать из-под повозки. В этот момент комиссар упал возле дерева сраженный вражеской пулей»[120].

В том бою погибли два человека – комиссар отряда Петр Знак и Леонид Корчик – пулеметчик из влившейся в отряд после Александровского боя десантной группы. Как свидетельствовал Андрей Лагутчик, десантника похоронили там же, на поле боя, «… а комиссара положили на воз с тем, чтобы его похоронить с заслуженным почетом.» При этом личные бумаги комиссара были изъяты Никитиным, он прочитал дневник Знака и сжег его на первой же стоянке в лесу после боя[121].

Николай Никитин в беседе с Эйдиновым также вынужден был говорить о смерти комиссара Знака. Он уточнял, что тело погибшего комиссара бойцы нести на руках до деревни Мосевичи, в которой раздобыли подводу. В скором времени, однако, противник начал преследовать уходивший с места засады отряд. Подводу пришлось бросить, убитого оставили, ушли, не успев похоронить: положили в кусты и замаскировали его тело.

Позже, когда отряд оторвался от погони и достиг леса, Никитин послал назад хорошо вооруженную группу (взвод во главе с политруком Кулешовым) с задачей похоронить комиссара. После возвращения Кулешов доложил, что Знака они похоронили.

Эйдинов с недоверием отнесся к поведанной Никитиным истории: «А мы получили сведения, что он сожжен … Нам донесли, что Знака сожгли».

К тому времени лес горел, его подожгли немцы, одежда и тело комиссара обгорели – об этом рассказали участники «похоронной команды», но Никитин был уверен, что «… весь он сгореть не мог, огонь не был так силен. Факт, что его похоронили», - убеждал он Эйдинова; политрук Кулешов, по его словам, во время похорон успел даже выступить перед бойцами взвода с речью[122].

Капитан Никитин представил Петра Игнатьевича Знака к высокой награде – Героя Отечественной войны (так эта награда названа в соответствующем приказе Никитина[123]; позже, 4 ноября 1942 г., в соответственным образом оформленных наградных документах речь идет о присвоении Знаку звания Героя Советского Союза[124]).

 В Червенском районе проживала его семья, для безопасности которой Петр Знак в отряде использовал псевдоним – большинству партизан он был известен как Муравьев. Жена Знака, тем не менее, была расстреляна немцами. Ее брат был у них в отряде, дети оставались в Червенском районе. В сентябре месяце капитан Никитин встречался на Палике (Борисовско-Бегомльская партизанская зона) с Николаем Баланом – тот вел в Червенский район из-за линии фронта 1-ю Минскую бригаду. Никитин, судя по всему, отправил с бригадой Балана родственника Знака (брата жены). Балан обещал, что сделает для семьи Знака все, что будет в его силах. Никитин выдал ему справки о том, что Знак представлен к награде, как герой Отечественной войны, чтобы дети впоследствии могли получить пенсию. «Мы сделали все, что от нас зависело»,[125] – резюмировал он эту часть беседы с Эйдиновым.

***

После гибели Петра Знака должность комиссара отряда долгое время оставалась вакантной. Лишь 1 августа своим приказом Никитин возложил временное исполнение обязанностей комиссара на капитана Гвоздева[126]. Месяцем ранее, 28 июня 1942 года полковник Панкратов (во многих документах он значится как «Понкратов») был назначен начальником штаба отряда – вместо старшего лейтенанта Васильева, которого перевели с понижением в помощники Панкратову[127]. Васильев, вероятно, не был удовлетворен такими переменами, о чем свидетельствует приказ по отряду за № 16 от 30 августа 1942. Первый параграф приказа гласил: «За пребывание в отряде пом. нач. штаба ст[арший] лейтенант Васильев допускал систематические нарушения по службе, грубости с подчиненными, а также и со старшими начальниками. К т. Васильеву было принято ряд воспитательных мер и предупреждений. Все же это его не исправило. Как умышленно не поддающийся мерам воспитания приказываю: ст. л-та Васильева снять с пом. нач. штаба (так в тексте) и из отряда выгнать»[128]. Дальнейшая судьба бывшего начштаба отряда остается неизвестной – о нем нет информации в базе данных «Партизаны Беларуси», что может свидетельствовать о его отходе от участия в партизанском движении после изгнания из отряда.

Вообще, следует отметить, что изменения в командный состав отряда вносились нечасто, Никитин редко форсировал события, большинство назначений он производил, как правило, после длительных периодов «временного исполнения обязанностей» претендентами на должность – это позволяло выявлять и продвигать способных командиров и безболезненно исправлять допущенные ошибки при решении кадровых вопросов. Изредка назначения на должность все же бывали и вынужденными. Так, например, командир 1-й роты лейтенант Богданов из-за небрежного обращения с трофейным немецким автоматом (не поставил его на предохранительный взвод) получил тяжелое ранение. Никитин, не желая того, должен был объявить верного ему Богданова больным, а обязанности ротного возложить на ненадежного лейтенанта Васильченко[129], который отметится впоследствии несколькими  заявлениями на имя начальника БШПД Петра Калинина о царящих в бригаде порядках.

***

Энциклопедия «Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945» (а вслед за ней и другие источники) преобразование отряда Николая Никитина в бригаду датирует июлем 1942 года[130].  Формирование бригады на базе отряда, однако, в июле месяце только началось, процесс ее организации занял намного больше времени. Первый приказ по бригаде (номинально первый, нумерация приказов по бригаде продолжает отрядную и начинается с приказа № 17) капитан Никитин подписал лишь 10 сентября: «Согласно распоряжению центра партизанского движения, отряд капитана Никитина с 10.9.42 именовать партизанской бригадой»[131]. Правда, еще 8 августа в книге приказов содержатся сведения, подтверждавшие процесс преобразования отряда в бригаду – но все еще не ее создание. Под этой датой капитан Никитин издает приказ, по которому включает в состав отряда десантную группу Наркомата обороны под командованием старшего лейтенанта Цыганка (26 человек, с 26 июля 1942), а также два действовавших на левобережье Немана партизанских отряда – отряд лейтенанта Кузьмина (с 5 августа, 46 человек) и отряд младшего лейтенанта Каменева (70 человек, с 10 августа 1942 года).

Этим же приказом капитан Никитин распорядился «… с сего числа роты именовать отрядами» – для большей оперативности и более качественного выполнения задач. Имевшиеся у него роты он преобразовал в отряды при полном сохранении их командного состава и нумерации – 1-й, 2-й, 3-й и 4-й. Вновь присоединенные отряды Кузьмина и Каменева вошли в подчинение Никитину в качестве 5-го и 6-го отрядов,[132] а группа Цыганка – в качестве 7-го отряда[133]. (Многие современные исследования не учитывают группу Цыганка в качестве 7 отряда[134] – вероятно, по той причине, что уже 10 сентября 1942 года капитан Никитин расформировал его «… ввиду … движения [группы Цыганка] с докладом в разведуправление РККА»[135] за линию фронта).

Получившееся в результате формирование капитан Никитин называл неопределенно-расплывчато – подчиненными ему отрядами, а их руководство – штабом отрядов (об этом говорится, например, в приказе № 16 от 30 августа, которым он «…начальника штаба 3-го отряда лейтенанта Бочкарева [переводит] на должность помощника начальника штаба отрядов» – вместо изгнанного Васильева)[136].

Основное отличие такой формы объединения заключалось, надо полагать, в уровне централизации, в бригаде он, несомненно, был выше, чем в «группе отрядов». В последнем случае отдельные отряды считали себя относительно самостоятельными, «штаб группы отрядов», отдавая распоряжения их руководству должен был учитывать эту особенность.

Впрочем, как это было показано выше, такая невнятная форма подчиненности отрядов просуществовала у капитана Никитина недолго – до формального одобрения Москвой факта формирования бригады (до 10 сентября). Как и следовало ожидать, серьезных изменений в руководстве бригадой после этого не произошло. Ее естественным образом возглавил капитан Никитин, полковник Панкратов сохранил за собой пост начальника штаба, а должность комиссара бригады осталась за капитаном Гвоздевым. Командование отрядов также сохранило свои должности[137].  

***

Продвижение отряда в Налибокскую пущу и далее, в обход Минска на северо-восток приведет его в начале осени к Бегомлю и Лепелю, а затем и к линии фронта. Вопрос о мотивах, побудивших капитана Никитина совершить столь длительный марш и пробиваться через немецкую оборону на нашу сторону требует отдельного рассмотрения.

Некоторые современные исследователи указывают на довольно необычную причину вывода бригады в советский тыл. В частности, Эмануил Иоффе предлагает к рассмотрению следующую версию: «Боевые действия бригады Н.М. Никитина наносили существенный ущерб вражеским коммуникациям и гарнизонам, и немецкое командование, включая службу СД, решило уничтожить ее командование руками НКВД, НКГБ и «СМЕРШа». Есть основания полагать, что немецким агентам удалось раскрыть некоторые шифры Центрального и Белорусского штаба партизанского движения.

В октябре 1942 года партизанские формирования Никитина и Гришина получили радиограмму с приказом о переходе линии фронта». После выполне6ния данного распоряжения, на нашей территории командование бригады Никитина (комбриг и командиры отрядов) были арестованы и осуждены «тройкой» на 15 лет каждый»[138], а сама бригада расформирована. (Партизанский полк Гришина на советскую территорию не выходил и избежал подобной участи, командир полка Сергей Гришин в 1943 г. получил звание Героя Советского Союза[139]).

Марк Штейнберг в размещенной на сайте «Голос русскоязычной Америки» статье поддерживает высказанное белорусским историком по этому поводу предположение[140].

Эта точка зрения, однако, имеет, на наш взгляд, некоторые недочеты.

Во-первых, она базируется на значительном, как нам представляется, преувеличении возможностей немецких спецслужб: в октябре 1942 года невозможно было предугадать реакцию НКВД СССР на вывод бригады за линию фронта – расправа над Никитиным на первых порах вовсе не была неизбежной (упоминание об участии в гипотетических репрессиях над комбригом всех существовавших в годы войны советских спецслужб оставим без комментариев, отметим лишь, что НКГБ СССР был распущен летом 1941, не просуществовав и года (февраль – июль, воссоздан в 1943 году), а СМЕРШ будет образован лишь весной 1943 года).

Во-вторых, сомнение вызывает предложенная авторами датировка событий. Судя по всему, решение о выходе на советскую территорию Никитин принял не в октябре, а по меньшей мере месяцем ранее – в самом начале сентября, если не в августе. Тому имеется сразу несколько подтверждений.

Партизан 1-го отряда Леонид Барановский на собеседовании в БШПД указывал, что движение к линии фронта началось 20 августа[141] – то есть, задолго до выхода бригады к Бегомлю, откуда начинался проторенный путь к «Витебским воротам» в линии фронта (они будут закрыты немцами 28 сентября).

Такую датировку (вторая половина августа) подтверждают и другие источники – как в бригаде Никитина, так и вне ее. В частности, Рафаэло Бромберг, минский подпольщик, а затем партизан Никитина, показывает, что 1 сентября в Минске его посетил связной и сообщил, что «… бригада идет на восток, через линию фронта и всем, кто из бригады есть в городе, приказ вернуться в свои роты»[142].

Даже наиболее поздние из названных сроков приходятся на самое начало сентября, но никак не на октябрь. Бежавший из плена и присоединившийся 2 сентября 1942 года к бригаде лейтенант Шитиков Егор Васильевич (летчик, сбит за год до описываемых событий – 2 сентября 1941 года, пленен раненым, зимой переболел тифом в минском лагере) информировал Минский обком партии (легальный, на советской территории) о том, что Никитин принял решение о переходе в самом начале сентября 1942 года, а движение началось 3 сентября[143].

Член минского подпольного комитета Алексей Котиков утверждал, что решение на выход за линию фронта было принято комбригом Никитиным самовольно, вопреки рекомендациям многих партизанских командиров (например, Василия Пыжикова («Старика»)) и прямым запретам находившихся в немецком тылу подпольных партийных органов. В частности, в ходе совещания руководства партизанских бригад Борисовской зоны с представителями Минского подпольного комитета (состоялось не позже 26 сентября 1942 г. – в этот день проводивший совещание Котиков уже вернулся в Минск[144]) капитан Никитин заявил, что он устал от боев и хочет вывести бригаду за линию фронта на отдых. Член горкома Алексей Котиков категорически запретил ему это делать[145], но комбриг, надо полагать, не внял увещеваниям городских подпольщиков.

Вышедшие весной 1943 года в советский тыл оставшийся не у дел Роман Дьяков (во главе его бригады был поставлен Иван Титков) и заведующий военным отделом Борисовского межрайонного партийного центра подполковник Коваленко на собеседовании в БШПД утверждали, что капитан Никитин мотивировал свое решение тем, что «там [в светском тылу] они сидят, ничего не знают, не понимают ничего, а тут нечем драться, люди раздеты и разуты. Поведу за линию фронта, реорганизуюсь и снова приду». И далее: "Никитин очень резкий человек, [никого] не хотел слушать. Полковник [вероятно, Панкратов] меня [Коваленко] выслушал и со мной согласился, но, говорит, повлиять на Никитина никак не могу"[146].

Побывавший по заданию ЦК КП(б)Б в немецком тылу Ефим Гапеев рассказал свою историю – также связанную с бригадой капитана Никитина. Десантировавшись под Минском вместе с разведгруппой Генштаба РККА капитана Вишневского, Гапеев, по его словам, был брошен разведчиками, долго скитался, пока не примкнул к Никитину. В Докладной записке на имя Петра Калинина Гапеев утверждает, что в сентябре 1942 года командование бригады приняло решение двигаться к фронту. Гапеев же заранее был послан Никитиным на Большую землю для связи с БШПД и ЦК КП(б)Б, реально – за разрешением на выход бригады в советский тыл[147].

Такого разрешения, однако, партийное и партизанское руководство Никитину не дали. Более того, комбриг Никитин, вероятнее всего, получил прямой запрет на выход за линию фронта.

Как сообщал летчик Шитиков, форсировав р. Березину, бригада остановилась в лесу на ее левом берегу для пополнения продуктов (не позднее 10 сентября[148]). В это время, утверждает Шитиков, в бригаде был получен приказ № 19 Пономаренко о прекращении дальнейшего продвижения на восток. Разрешалось отправить через линию фронта лишь командный состав (это касалось воевавших рядовыми бойцами командиров РККА), а также некоторые другие категории военнослужащих, знания, умения и навыки которых невозможно было применять в немецком тылу – в их числе, например, летный состав. В соответствии с этим приказом 18 сентября через линию фронта из бригады капитана Никитина отправили несколько командиров и четырех летчиков[149] (помимо лейтенанта Шитикова – экипаж дальнего бомбардировщика ИЛ-4 младшего лейтенанта Ивана Душкина (три человека), совершившего в ночь с 9 на 10 сентября 1942 года после бомбардировки Будапешта вынужденную посадку под Березино; присоединившись к бригаде Никитина, командир экипажа, штурман и стрелок-радист также рассчитывали в ее составе выйти в советский тыл[150]).

Примечание: Каких-либо следов существования упомянутого летчиком Шитиковым приказа Пантелеймона Пономаренко нами не обнаружено. А. Гогун в известном исследовании партизанского движения показывает, что осенью 1942 г. ЦШПД специальным приказом запретил отрядам самовольно выходить в советский тыл, но этот приказ главнокомандующего партизанским движением Климента Ворошилова и начальника ЦШПД Пантелеймона Пономаренко был издан только 6 ноября 1942 г. и имел порядковый № 0061.[151]

Возможно, лейтенант Шитиков в своем рассказе ошибочно приписывает авторство приказа № 19 начальнику ЦШПД, на деле же речь могла идти об одном из широко известных на Палике распоряжений «командира партизанских отрядов глубокого тыла подполковника Посвенчука», который категорически запрещал партизанским отрядам выходить за линию фронта, делая исключение для летчиков, танкистов и оказавшихся в партизанских соединениях без должностей командиров РККА. Комбриг Никитин, кстати, в своем распоряжении о выводе за линию фронта специалистов узкого профиля от 10 сентября 1942 года делает на это прямую ссылку: «Согласно приказу 019 командира партизанских отрядов глубокого тыла полковника Посвенчук направляются за фронт следующие лица: Шитиков Е. В. …»[152] От себя добавим, что бежавший из плена лейтенант Шитиков, только недавно присоединившийся к партизанам, вполне мог интерпретировать приказ Посвенчука в качестве распоряжения белее высокой инстанции в лице начальника ЦШПД.

Текст приказа № 19 за авторством подполковника Посвенчука нами также не обнаружен. Примечательно, однако, что следующий в хронологии его приказ за № 20 был издан 20 августа 1942 и касался продвигавшегося из Бегомльского района в советский тыл отряда Романа Дьякова (впоследствии – бригада «Железняк».) Параграф первый приказа гласил: «Командиру партизанского отряда т. Дьякову, комиссару партизанского отряда т. Манковичу свое движение на восток прекратить, свое движение направьте в свой район действия»[153]. В связи со сказанным, рискнем предположить, что приказ № 19 был подписан подполковником Посвенчуком не позднее 20 августа, имел аналогичное с приказом №20 содержания и касался бригады Никитина.

Он не подчинился приказу №19 – вне зависимости от того, кто являлся его автором, Посвенчук или Пономаренко. В упомянутых спорах, которые он вел на Палике с Алексеем Котиковым и Василием Пыжиковым (Стариком), капитан Никитин настаивал на том, что не обязан выполнять распоряжений партизанского и партийного руководства, поскольку подчинен не им, а только 4-му отделу (правильно 4-му Управлению) НКВД в Москве, от которого имеет разрешение на переход линии фронта для получения особого задания. О такой его позиции докладывал Пантелеймону Пономаренко Зиновьев С. Н., связной партизанской бригады Романа Дьякова, посланный 22 сентября 1942 года (после возвращения бригады в свой район – в соответствии с приказом подполковника Посвенчука) через линию фронта на связь с ЦК КП(б)Б[154].

Достаточно убедительным подтверждением тому, что капитан Никитин оказался в подчинении НКВД, может служить озвученный выше факт установления контактов с разведгруппой этого ведомства в ходе событий, связанных с Александровским боем: радиостанция разведчиков позволяла Никитину установить и поддерживать связь с органами НКВД, и лишь потом, через них – с ЦК КП(б)Б и штабами Пономаренко и Калинина в Москве. Уполномоченный ЦК Ефим Гапеев утверждал, что во время его пребывания в бригаде (два месяца рейда по Западной Белоруссии через Налибоки к Бегомлю), Никитин поддерживал связь с НКВД через радиостанцию майора госбезопасности Судоплатова[155].

От ведомства Судоплатова, надо полагать, капитан Никитин получил задание, выполнение которого могло его прославить. В конце июня в отряде приняли радиограмму из 4-го Управления НКВД (с января 1942 года его возглавлял Павел Судоплатов), содержащую приказание на совершение террористического акта в отношении генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе.

Во исполнение приказа Никитин подготовил группу диверсантов (всего четыре человека) во главе с лейтенантом Поздеевым, бывшим сослуживцем полковника Панкратова –  в первые дни войны он командовал ротой в его полку. В первых числах августа 1942 г. их вооружили личным оружием, гранатами, снабдили денежными средствами и отправили в Минск. В городе подпольный комитет обеспечил членов группы паспортами, аусвайсами и другими необходимыми для проживания в городе документами. Поздеев поселился в Грушевском поселке (Грушевская, 85, кв. 2 – там после возвращения в Минск из брошенного капитаном Никитиным госпиталя проживала жена Леонида Барановского Галина[156]), остальные диверсанты также были устроены минскими подпольщиками на надежных квартирах. Двое диверсантов (Виктор Новицкий и Константин Трегубов) проживали у Рафаэля Бромберга, Ольга Гарбуз – на квартире у некоего В.Г. Пятый диверсант, Александр Кац, жил все это время у неведомого полицая, вероятно, сотрудничавшего с подпольем[157] (капитан Никитин по непонятной причине на собеседовании у Эйдинова не упоминает о Каце, называет по именам лишь четверых диверсантов[158]).

Разрабатывалось, как минимум, два плана покушения на Вильгельма Лубе. Никитин в беседе с Эйдиновым изложил такой вариант осуществления этого покушения. С помощью подпольного комитета его диверсанты установили, что Кубе часто бывает на дачах Совнаркома в Прилуках (Брестское направление, на реке Птичь за Сенницей). Обладая такой информацией, Поздеев, вероятно, принял решение уничтожить его из засады на пути следования в этот пригород Минска. Его группа провела в городе 15 (по другим данным 19) дней, но так и не дождалась выезда Кубе в дачное место. По возвращении в бригаду, Поздеев доложил, что тот не выходил из здания генерального комиссариата (Дом Труда на пл. Свободы), там и жил. А потом пошел слух, что он уехал из Минска[159].

Принимавший участие в подготовке диверсии Рафаэль Бромберг излагает иную версию развития тех событий. Согласно его утверждениям, терракт против Вильгельма Кубе планировали совершить 27 августа 1942 года. В этот день в Минске должен был состояться съезд представителей православной церкви. В данном случае, вероятнее всего, Бромберг подразумевал Всебелорусский собор Православной Церкви – на нем рассматривался вопрос о ее автокефалии; естественно, это мероприятие должен был посетить генеральный комиссар Белорутении Вильгельм Кубе. Торжественное открытие Всебелорусского собора, правда, состоялось не 27, как утверждает Бромберг, а 30 августа 1942 года (это вполне простительная, на наш взгляд, ошибка) в Минском Спасо-Преображенском монастыре[160] (сейчас не существует, находился на месте современных кинотеатра «Победа» и республиканской прокуратуры – ул. Интернациональная [161]).

Один из подпольщиков его группы (Рафаэль Бромберг не называет его имя) имел доступ (возможность входа и выхода) к помещению, где должен был состояться указанный съезд.

Спасо-Преображенский православный женский
монатырь. Фото 1903 г.

Он составил план этого помещения, что позволяло заранее определить место, куда следовало  заложить бомбу. От группы Поздеева требовалось лишь  завезти взрывчатку из отряда в город, а непосредственным исполнителем акции должен был стать так и не названный Бромбергом подпольщик. Поздеев, однако, не сумел вовремя справиться с этой задачей и покушение  не состоялось[162].

Никитин причину неудачи видел в том, что руководство поставило «… эту задачу не только перед нашей бригадой, но и перед многими другими … за Кубе была большая погоня … ребята [в его группе были] толковые подобраны, но задания не выполнили … Я сделал такой вывод: в связи с сосредоточением большого количества групп, очевидно, до [противника] дошли слухи и поэтому задание не выполнила ни одна группа», – заявил он в беседе с Эйдиновым[163].

Леонид Барановский, напротив, утверждал, что Поздеев по собственной вине провалил задание: «… из бригады были получены несколько тысяч рублей, он их пропил и ушел»[164]. (Точнее, ему была назначена встреча в Заславльском районе, куда он должен был явиться, но не явился к назначенному сроку. Никитин вынужден был посылать за ним в связного в Минск)[165].

Возможно, провал этой операции послужил причиной вызова бригады Никитина за линию фронта – для «разбора полетов», а возможно, как и утверждал Никитин, «для получения особого задания» от 4-го Управления. Впрочем, точной информации о характере этого гипотетического особого задания, похоже, не имеется. Вполне возможно, оно никак не было связано с повторением акции в отношении Вильгельма Кубе, поскольку ничего не известно об участии капитана Никитина в подготовке новой операции против генерального комиссара в Минске после выхода бригады за линию фронта. Чего нельзя сказать о нескольких его партизанах – бывших минских подпольщиках.

Упомянутые выше Рафаэль Бромберг, Леонид Барановский и Андрей Лагутчик в ноябре 1942 года обратились в БШПД с заявлениями на имя его начальника Петра Калинина. Заявления этой тройки партизан представляли собой своего рода коллективное обращение к партизанскому руководству с просьбой о возвращении их в оккупированный Минск – для совершения террористического акта в отношении Вильгельма Кубе. Как полагали заявители, они имели реальную возможность для совершения этого терракта, но капитан Никитин препятствовал осуществлению этого их намерения.

Первоначально, «узнав о том, что мы хотим выполнить то задание, которое другие группы выполнить не смогли, Никитин и Гвоздев нам обещали, как только мы перейдем фронт, так вы … сейчас же будете отправлены в Москву в 4-й отдел и оттуда будете выброшены в район Минска». На деле, однако, этого не произошло и, как полагал Андрей Лагутчик, «… Никитин и Гвоздев тормозили это дело с умыслом»[166].

Леонид Барановский считал, что задержание их группы (Бромберг, Лагутчик, Барановский и Барановская) в расположении бригады является злоумышленным: зная об их возможностях и желании пойти на выполнение специального задания, Никитин стал тянуть с решением этого вопроса – он уговаривал их остаться, отдохнуть, с тем, чтобы весной вместе с ним пойти в немецкий тыл для реализации этого плана[167].

Рафаэль Бромберг сетовал, что Никитин «нехотя … отсылал нас по вызовам (неоднократным) в обком и Белорусский ШПД для бесед и опросов работниками соответствующих отделов … стремился [нас] выкурить из БШПД». Позже он отдал им прямое распоряжение вернуться в расположение бригады (несколько деревень в районе Торопца), чтобы они не могли видеться с начальством и продвигать свое дело. В случае непослушания грозился «… сдать [их] в ряды РККА и рассматривал последнее как меру наказания»[168].

Изложенные «четверкой» партизан факты капитан Никитин не отрицал, но интерпретировал их по-своему. Заместитель Калинина в БШПД Григорий Эйдинов в беседе с ним ставил и такой вопрос: «Вы давали распоряжение об аресте людей?» Комбриг признавал, что отдавал такое распоряжение в отношении Бромберга, Лагутчика, Барановского и его жены, мотивировав его тем, что они начали действовать через его голову: «Я договорился с т. Будариным, что их надо немедленно отправить туда. А они стали фокусничать»[169] (смысл собеседований в БШПД иногда вовсе не поддается интерпретации; возможно, собеседники не останавливались на деталях, понятных всем участникам диалога. В данном случае в стенограмме беседы Никитина с Эйдиновым не приводится ни малейших намеков на объяснение «фокусов» Бромберга, Лагутчика и супругов Барановских).

***

После непродолжительной паузы, вопреки поступившему запрету на вывод бригады в советский тыл, бригада Никитина от Палика и Бегомля продолжила марш к линии фронта. Установить точную дату возобновления движения не представляется возможным. Из документов бригады (дневник боевых действий и книга приказов) видно, что 21 сентября 1942 года все ее отряды находились в пределах Борисовской зоны, продвинувшись, правда, к ее северо-восточной границе – к границе Холопеничского района с Лепельским. В этот день бригада совершила налет на деревню Селец. Полицейского гарнизона в деревне не было, но в ней проживало несколько семей членов службы порядка (местной полиции), а также бежавшие из окрестных деревень от партизан бургомистры и старосты – также, надо полагать, с семьями. «Как фашистски настроенные против советской власти, имеющие связь с немцами и помогая им оружием (?)» жители Сельца воспринимались местными партизанами явными врагами, по этой причине их деревню так и называли – «полицейской деревней». Итог операции был предсказуем. «При окружении деревни полиция разбежалась. Было сожжено 20 домов и забрано 29 голов рогатого скота, подготовленного для сдачи немцам»[170], – бесстрастно фиксирует произошедшее в своем приказе комбриг Никитин.

24 сентября, судя по тем же документам (дневник боевых действий и книга приказов), бригада вышла на территорию Лепельского района – под этой датой упоминается засада на дороге Пышно – Путилковичи: захваченные трофеи (миномет, 2 пулемета, винтовки и патроны), а также раненых Никитин оставил в местной бригаде Дубровского [171], с которым 28 сентября совершил нападение на гарнизон в Ушачах[172] (в журнале боевых действий налет на Ушачи датирован 2 октября)[173].

Несколько дней спустя в той же местности бригада поучаствовала еще в одной операции. Здесь, на границе Ушачского района с Лепельским, в деревне Жары в ночь на 30 сентября попала в засаду «московская» группа Михаила Пасекова, продвигавшаяся из-за линии фронта в Гомельскую область. Группа была разгромлена, а Пасеков тяжело ранен (навылет в грудь)[174], что вынудило его остаться (с разрешения Пономаренко) в Борисовской зоне.

Никитин выслал на помощь Пасекову сводную группу своих отрядов, но она опоздала и смогла лишь перехватить на шоссе Полоцк – Лепель возвращавшихся после засады карателей – было «уничтожено 32 гитлеровца, сожжено 2 автомашины»[175].

После этих событий Никитин, вероятно, принял окончательное решение. Не ввязываясь больше в серьезные стычки с противником, он совершил практически безостановочный рейд к линии фронта. При этом он обошел насыщенный войсками Полоцк с севера, чем намного удлинил путь продвижения.

Причины нерационального выбора маршрута отдельные участники событий видели в чрезмерной осторожности Никитина – если не сказать хуже. Партизан первого отряда Борис Иванов в беседах с работниками БШПД показал, что Никитин оттягивал время перехода через линию фронта «… из опасения, что рано придем и пошлют обратно в тыл до зимы…» Из этих же, якобы, соображений Никитин до последнего держал в секрете информацию о предстоящем переходе. На подходе к бригаде Мельникова командир роты, в которой числился Иванов, следующим образом инструктировал бойцов: «Если вас будут спрашивать, кто вы, говорите, что специалисты – все летчики, танкисты и проч.» (Иванов считал бригаду Мельникова заградительной – имевшей полномочия на остановку и возвращение в районы их прежнего базирования отрядов, без разрешения выходивших за линию фронта).[176]

Рейд бригады Никитина (июль - октябрь 1942 г.)

***

Итак, 22 октября 1942 года севернее Усвят бригада перешла линию фронта. На протяжении месяца после этого ход событий не предвещал беды: партизаны отдыхали, начальство отчитывалось о проделанной работе. 4 и 10 ноября капитан Никитин и начальник штаба полковник Панкратов подписали 205 наградных листов на бойцов и командиров бригады[177]. Подпись комиссара бригады капитана Гвоздева на представлениях отсутствовала, он к тому времени, вероятно, уже был снят с должности. Забегая вперед, отметим, что никто из бойцов-партизан Никитина награжден не был. Как потом выяснилось, по распоряжению начальника отдела кадров БШПД подполковника Романова (ясно, что это была не его инициатива) наградные документы по бригаде Никитина не рассматривались[178] – в «силу некоторых обстоятельств»[179].

Что это были за обстоятельства, вполне можно предполагать. И после окончания войны (1946 год) на обращения бывших партизан Никитина относительно их награждений из созданной при ЦК КП(б)Б группы по ведению дел БШПД отвечали холодно и односложно: «На Ваше заявление сообщаю, что Вы в числе награжденных и представленных к награде не значитесь»[180].

***

Авторы подавляющего большинства посвященных Николаю Никитину публикаций склоняются к той точке зрения, что состоявшийся 3 декабря 1942 года арест для партизанского комбрига был внезапным и вызвал у него шок – об этом можно судить также и из текста его письма к жене (апрель 1948, Магадан): «… случилось что-то непонятное, непредвиденное, неожиданное[181]».

Между тем, звоночек, что называется, прозвенел уже в ноябре 1942 года. Начиная со второй половины месяца документы бригады, а потом и документы БШПД все чаще свидетельствуют о возникновении у капитана Никитина и ближайшего его окружения нешуточных проблем. Так, с 18 ноября приказы по бригаде начали подписывать бывший помощник Никитина капитан Вашин (в качестве командира бригады) и помощник Панкратова лейтенант Бочкарев (в качестве начальника штаба)[182]. Подпись комиссара бригады, начиная с указанной даты, и вовсе не предусматривалась – даже такая графа в книге приказов отсутствовала, что было весьма необычным: все приказы всех партизанских формирований всех лет войны подписывались триумвиратом: командир – комиссар – начальник штаба.

Указывает ли этот факт на снятие с должностей капитана Никитина, полковника Панкратова и капитана Гвоздева? Вероятнее всего, указывает. Если бы речь шла о временном замещении руководства бригады на период его отсутствия (командировки, болезни, отпуска и т.п.) – Вашин и Бочкарев, нужно полагать, подписывали бы документы в качестве временно исполняющих обязанности.

Вместе с тем, в изученных нами документах нет никаких упоминаний о смещении прежнего командования бригады и о назначении Вашина и Бочкарева. Это противоречие, впрочем, не отменяет высказанного выше предположения о произошедшей в бригаде замене командования, оно скорее говорит о возможных недочётах в проделанном нами поиске документов, чем о случайном характере визирования важнейших документов партизанского формирования людьми на это неуполномоченными.

В те же дни, в двадцатых числах ноября руководящие работники Белорусского штаба партизанского движения провели ряд бесед с некоторыми командирами и рядовыми бойцами бригады (выше мы неоднократно обращались к стенограммам этих бесед). 25 ноября на собеседование в БШПД был вызван Никитин. Вопросы ему задавал первый заместитель Калинина, начальник оперативной группы БШПД на Калининском фронте Григорий Эйдинов, и формулировал их, надо сказать, он довольно жестко, часто в них читается своеобразный подтекст такого рода: мы знаем правильный ответ, а как на мой вопрос ответите Вы?

Отметим, что капитан Никитин держался достойно, о явно попавших вместе с ним под удар капитане Гвоздеве и полковнике Панкратове отзывался положительно, о рядовых бойцах высказывался немногословно, но старался справедливо оценивать их достоинства и недостатки (например, конфликтовавших с ним Леонида Барановского, Рафаэло Бромберга и Андрея Лагутчика по просьбе Эйдинова оценил одним словом: «хорошие [бойцы]»)[183]. 

Собеседование состояло из двух сессий: разговор с комбригом затянулся и Эйдинов сделал перерыв – с тем, чтобы продолжить его в 9 часов вечера того же дня. Вполне возможно, впрочем, что ему потребовалось время для анализа полученных от Никитина ответов, а также, возможно, и для получения инструкций от руководителей более высокого ранга.

Добрая треть разговора была посвящена взаимоотношениям бригады и самого Николая Никитина с минским подпольем. Получавший в период своего кратковременного пребывания в оккупированном Минске распоряжения от Ивана Рогова, а потом установивший и поддерживавший связь с Алексеем Котиковым, он оказался в весьма опасной ситуации. В Москве к тому времени за руководством Военного совета (ВСПД) прочно закрепилось клеймо «предательского», а о минском подпольном комитете (с мая 1942 – подпольный горком) все чаще высказывались как о подставном, созданном немецкой контрразведкой для осуществления грандиозной провокации против зарождавшегося в городе патриотического подполья. Тем не менее, руководителей Военного совета Никитин охарактеризовал хоть и негативно, но достаточно сдержанно: «Организация их работы была правильная, неплохая связь, много отделов. И все было бы хорошо, если бы не случилось предательства, которое они сами сделали»[184].

В отношении же минского подпольного горкома капитан Никитин высказывал вполне позитивное суждение. «Мое мнение, что городской комитет существует давно, [может быть] даже с сентября прошлого года или с зимнего периода. Когда я познакомился с людьми, то их система связи через своих людей была замечательная. Любой документ, любые вещи для отряда можно было достать …

Работал комитет неплохо»[185].

Это были замечания общего характера. Григорий Эйдинов, похоже, любил детали. В числе прочего, он интересовался у Никитина о его взаимоотношениях со старшиной Пьяновым. Тот пришел в отряд вместе с Никитиным, Никитин назначил его своим помощником. 

После Александровского боя Пьянов бежал из отряда (ушел под предлогом встречи пополнения из Минска). Впоследствии он выдал немцам связных Никитина в Минске, опознав их на улице. В этой связи многими партизанами высказывалось мнение, что Пьянов прибыл в отряд по заданию немецкой разведки в качестве шпиона.

Никитин отрицал его причастность к органам немецкой разведки в период пребывания на Долгом Острове – очевидно, что такие подозрения бросали тень и на самого командира, поскольку он не только привел Пьянова в отряд, но и покровительствовал ему. В свое время Петр Знак и Филипп Серебряков пытались поднять вопрос о связях Никитина со шпионом Пьяновым на партийном собрании, что явилось одной из причин известного кризиса в их отношениях с командиром отряда[186].

На собеседовании у Эйдинова, возможно, ограждая себя от подобного рода подозрений, капитан Никитин охарактеризовал Пьянова такими словами: «… смелый, но, правда, безграмотный, гулящий парень. Если бы его держать в руках, то был бы толк. Любит выпить. Вот это-то его, очевидно, и погубило»[187].

А еще Григорий Эйдинов интересовался, «… почему так много [бойцов] откомандировали в военкоматы и на лечение?» Ссылки комбрига на больных и раненых не удовлетворили его. «Больных было 30, откомандировали свыше 140. Почему?» – настаивал Эйдинов.

Эта тема была затронута не из праздного любопытства. Дело в том, что накануне в БШПД поступили сведения о том, что капитан Никитин избавляется от неугодных ему партизан, отправляя их на лечение или в РККА. Эйдинов, вероятно, увидел скрытый умысел в действиях комбрига, и пытался, что называется, поймать его на слове.

Капитан Никитин объяснял этот факт необходимостью разгрузки бригады от «лишнего» контингента. Предполагая, что в скором времени его отправят назад в немецкий тыл, он признавал следующее: «Для того, чтобы мне вернуться обратно, нужно не более 150 человек. Я сказал т. Бударину (заместителю Эйдинова), что хотите, то и делайте с остальными людьми»[188].

Позже эти его слова будут интерпретированы следствием следующим образом: Никитин намеревался «… под видом отпусков очистить бригаду от всех лиц, мешавших направлять ее действия в интересах немцев, связаться с центральным штабом партизанского движения, полностью осведомиться о намечаемых мероприятиях на зимний период, после чего с небольшой группой партизан вернуться в Минские леса[189]».

Очередной вопрос Эйдинова касался дневника боевых действий бригады: просматривал ли его Никитин после выхода в советский тыл, и, если просматривал, то почему не подписал?[190] Современный читатель может счесть это обычной «придиркой» начальства к подчиненному; Эйдинов, однако, пустых вопросов не задавал. Дело в том, что в эти дни в БШПД появились свидетельства о фальсификации этого документа. Партизан 3-го отряда, знакомый нам Рафаэло Бромберг просил руководство проверить достоверность содержащихся в дневнике записей. Согласно его заявлению, старый (настоящий) дневник отряда был уничтожен и заведен новый, в котором дела и мероприятия бригады были подтасованы, а участвовавшие в событиях бойцы и командиры заменены лицами, не имевшими к ним никакого отношения.[191]

В фонде № 1450 Национального архива (материалы Белорусского штаба партизанского движения) этот документ хранится в двух вариантах. Один из них представляет собой адресованную начальнику Центра партизанского движения товарищу Пономаренко «Сводку боевых действий партизанской бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г.» Это отпечатанный на пишущей машинке текст, явная копия с другого документа[192] – вероятнее всего, это копия с «Дневника боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г.» (также хранится в НАРБ, написан карандашом на желтоватой бумаге формата А4)[193]. Документы не имеют абсолютно никаких расхождений ни по содержанию, ни по форме изложения – сводка слово в слово повторяет текст дневника. Оба документа не подписаны ни капитаном Никитиным, ни его комиссаром с начальником штаба – отсюда, вероятно, и прозвучавший на собеседовании у Эйдинова вопрос. Отвечая, Никитин ссылался на отсутствие времени на эту процедуру – мол, быстро собрались и пошли[194]. Такое объяснение выглядит не вполне убедительным: невозможно представить, чтобы, отсылая дневник в вышестоящие штабы, комбриг не завизировал его.

С другой стороны, следует признать, что отсутствие подписей на дневнике боевых действий вполне может подтверждать подлинность этого документа. Представляется невероятным, чтобы участвовавшие в подлоге лица не подписали поддельный документ, ведь в противном случае терялся смысл фальсификации. Также вызывает сомнение узкий утилитарный смысл возможного подлога – возвысить и представить к наградам недостойных этого партизан (среди них в первую очередь подразумевалась сожительница Никитина парторг бригады Акишина Янина Ивановна), тогда как дневник содержит многочисленные указания на большое количество фактов, которые в первую очередь имело бы смысл скрывать при подделке этого документа.

***

За несколько дней до собеседования с Никитиным, 20 и 23 ноября 1942 года восемь его партизан (в их числе Лагутчик, Бромберг, Барановский и Барановская) обратились в БШПД с заявлениями на имя Петра Калинина. Вряд ли это была стихийная акция недовольных комбригом бойцов и командиров. Синхронность написания и время подачи заявлений (в день собеседования Никитина с Эйдиновым либо вскоре после него) свидетельствуют о заранее задуманном и своевременно проведенном мероприятии. Организатором этой акции, судя по всему, был помощник начальника 2-го (информационно-разведывательного) отдела БШПД капитан Тищенко, по крайней мере за его подписью 25 ноября было составлено сопроводительное письмо, отправленное в БШПД Петру Калинину вместе с указанными заявлениями[195].

В них до ведома начальника БШПД доводились сведения «… о происходивших извращениях в партизанской бригаде Никитина[196]», многие из заявлений начинались вполне стандартно: «Довожу до Вашего сведения…»[197] и «Считаю своим долгом сообщить»[198].

Вскоре после этого авторов заявлений, а также и других партизан начали вызывать на беседы в БШПД. Опросы растянулись на месяц. Из числа наших героев первыми перед Калининым предстали Георгий Петров и Семен Зуев (23 ноября). Последние собеседования были проведены 21 (с Лагутчиком и Бромбергом) и 22 декабря (супруги Барановские). Работники штаба предлагали своим собеседникам, как правило, сразу несколько тем для рассмотрения; вопрос о взаимоотношениях партизан бригады с гражданским населением поднимался в подавляющем большинстве случаев. Увы, помимо вполне «обыденных» злоупотреблений при проведении хозяйственных операций, на собеседованиях были озвучены факты совершенных с ведома комбрига Никитина преступлений.

С Петровым Георгием Александровичем в БШПД беседовал сам Калинин. К моменту их разговора (23 ноября, под стенограмму второй секретарь ЦК КП(б)Б, начальник БШПД расспрашивал рядового партизана) с Никитиным, похоже, уже определились, хотя он еще и оставался на свободе. Это видно по характеру задаваемых Петрову вопросов. Вполне нейтральные вначале (Ваше мнение о Никитине?), в конце собеседования вопросы принимали все более зловещий для комбрига характер. В числе прочего Калинин интересовался, как обстояло в бригаде дело с мародерством («Говорят в бригаде было много золота»?)

Петров подтвердил, что на руках у бойцов отряда скопилось изрядное количество ценностей – кольца, браслеты, часы, в общей сумме на 1200 золотых рублей. Золото было захвачено в результате одной операции, проведенной в Налибокской пуще[199].

Примечание: Советский золотой червонец (ограниченным тиражом отчеканен в 1922 году), как и 10-рублевая золотая монета 1898 г., содержал 7,74234 гр. чистого золота. 1 золотой рубль, соответственно, содержал 0,774234 граммов чистого золота. 1200 золотых рублей, таким образом, «весили» 929 гр. золота.

Леонид Барановский уточнял, что во время рейда через Западную Белоруссию в одном из имений было обнаружено и «конфисковано» более 1000 рублей золотом. Ценности были разделены, что называется, по справедливости; Никитин участвовал в дележе. Накануне перехода через линию фронта, правда, в отрядах провели собрания, на которых партизанам настоятельно рекомендовали сдать золото в штаб бригады, что и было сделано. Барановский утверждал при этом, что в Белорусский штаб партизанского движения ценности так и не поступили[200]. Как заявил в БШПД Георгий Петров, золото находится у Нины Ивановны[201] (вероятнее всего, речь шла об упомянутой выше Акишиной Янине Ивановне).

Примечание: С семьей Акишиных Никитин был знаком с ранней весны 1942 года – они являлись хозяевами явочной квартиры в Русиновичах под Минском, к ним на связь по поручению руководителя ВСПД Рогова он ходил в марте.

После создания партизанского отряда (с 25 мая 1942 года) Сергей Максимович[202] и Янина Ивановна Акишины присоединились к Никитину, Янина Ивановна была избрана секретарем партийного бюро бригады[203], ей на хранение было отдано имевшееся в отряде золото. Как утверждал Никитин, после выхода в советский тыл трофейные ценности (нужно полагать, и золото) были оприходованы и сданы в штаб (об этом он упоминал в своем прошении Председателю Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову о снятии судимости от 10 апреля 1953 года[204]; понятно, что проверить этот факт не составляло никакого труда).

Леонид Барановский

Возможно, утверждения Леонида Барановского носили предвзятый характер. Отношения с комбригом Никитиным у него не заладились с самого начала – с момента появления в отряде (5 июня 1942 года). Уже вскоре после этого он хотел бежать из лагеря на Долгом Острове. Там он встретил ребят, знакомых по институту (до войны Барановский закончил минский физкультурный техникум, с 1938 года – физкультурный институт). Те ходили на Слуцкое шоссе «сбивать машины». Новичков, однако, к такого рода операциям не подпускали, они на первых порах участвовали в «бомбежках» (так в отряде называли хозяйственные операции, сопровождавшиеся изъятием у гражданского населения денег, ценностей, часов, «фасонной» одежды и других ненужных в лесу вещей). По этой причине «некоторые крестьяне называли партизан бандитами», – утверждал Барановский. Он, с его слов, открыто выступил против «бомбежек», за что едва не поплатился жизнью: Никитин приговорил его к расстрелу[205]. Правда, подробностей несостоявшегося расстрела Барановский не называет; изученные нами документы также не содержат упоминаний о том, чем завершился этот конфликт.

Взаимоотношения партизан с гражданским населением не ограничивались реквизициями продуктов питания, одежды и ценностей. Все чаще выходки отдельных партизан и целых подразделений вполне подходили под определение бандитизма.

«Мародерами, в полном смысле этого слова был взвод разведки при штабе бригады. Чем угодно их можно было назвать, но только не взводом разведки. Партизаны про них говорили просто – взвод грабителей. Из этого взвода Ткачев, начальник разведки Зонов и другие занимались насилованием девушек, грабежом, но только не разведкой»[206], – поведал партизанскому начальству Андрей Лагутчик.

Иногда подобного рода эксцессы сопровождали даже боевые операции. Во время проведения упомянутого выше налета на гарнизон в Ушачах случился такой безобразный инцидент.  «Конечно, гарнизон был разгромлен. Но отряд и здесь все-таки покрылся пятном позора. Командир 6-го отряда Каменев умудрился во время боя изнасиловать дочь бургомистра и ее соседку. Соседка впоследствии была выпущена, а дочь бургомистра расстреляна»[207].

Дальше – хуже. Партизаны Никитина были замечены в расправах над селами, деревнями и хуторами, за явную или мнимую вину части их жителей – по принципу коллективной ответственности. Андрей Лагутчик поведал в БШПД, как по приказу Никитина была сожжена одна из деревень «на этой стороне Березины» – якобы за то, что все мужское население деревни находилось на службе в полиции, что, разумеется, не соответствовало действительности[208] (здесь явно подразумевается «полицейская» деревня Селец; согласно дневнику боевых действий бригады, в этой деревне было сожжено 20 домов[209] из 60 имевшихся там до войны жилых строений[210].)

Но это был не единственный случай расправы над населенными пунктами. В августе месяце в Западной Белоруссии после проведения хозяйственной операции один из отрядов бригады был обстрелян из деревни, подвергшейся «бомбежке». Как позже выяснилось, в партизан стреляли староста деревни и его шурин. По приказанию Никитина, однако, была сожжена вся деревня[211].

По утверждению партизан (Лагутчик, Барановский) капитан Никитин потворствовал бесчинствам своих подчиненных, а все попытки воспротивиться установившимся в бригаде порядкам пресекал. Старшего лейтенанта Исаченко, который однажды осмелился «возразить против грабежей», Никитин выгнал из отряда, обвинив в бузотерстве. Исаченко вынужден был вернуться в Минск на прежнее место работы – на табачной фабрике. Другой партизан (Мицкевич, 1-й отряд) едва не поплатился жизнью за возмущение творимыми безобразиями – был приговорен к расстрелу[212]. О подобного рода угрозе Барановскому мы упоминали выше.

В целом нет особых оснований подвергать сомнению приведенные партизанами Никитина рассказы о насилиях, творимых бригадой в отношении гражданского населения. Многие факты из их рассказов подтверждаются внутренними документами бригады. Например, дневник боевых действий с изрядной долей пафоса говорит о сожжении домов в деревне Селец и местечке Ушачи[213], о расстрелах гражданского населения, включая женщин, при этом обоснование многих историй не выглядит достаточно убедительным даже, казалось бы, в случаях вполне очевидных. Например, 21 августа в бригаде казнили двух женщин из имения Дубино, пытавшихся «… стрелять в партизан. Захвачен один пистолет и один наган», а на следующий день были расстреляны еще несколько обитателей того же имения – некто «Казей с женой … за убийство партизана»[214]; о причинах, вынуждавших гражданских лиц стрелять в партизан, документы бригады умалчивают.

***

Вполне вероятно, что после серии проведенных в партизанских штабах собеседований и решилась судьба капитана Никитина. Если мы не ошибаемся в нашем предположении, его встреча с Пантелеймоном Пономаренко накануне ареста уже ничего не решала. Его задержание прямо в кабинете начальника ЦШПД хоть и выглядит внезапным, может быть, проведенным под воздействием каких-то новых обстоятельств, открывшихся в личной беседе высокого начальника с оказавшимся в опале партизаном, но таковым, вероятнее всего, не является: к моменту их встречи 3 декабря 1942 года решение в отношении капитана Никитина явно уже было принято.

Спустя много лет, 7 сентября 1959 года, выступая на заседании Бюро ЦК КПБ Петр Калинин о событиях тех дней рассказывал так: «Начали сразу проверять [после выхода бригады в Советский тыл]. Я к Цанаве (возглавлял особый отдел НКВД Западного фронта, Е.И.), [сообщил], что пришли товарищи. Я помню, как сегодня, что придрались вот к чему: у него была жена [партизанская жена, по сути – сожительница] подозрительная, дескать, почему у нее много золота? Потом начали разбираться. Мы … рассматривали каждого. Как потом решился вопрос о Никитине, я не знаю, в ЦК не обсуждали…»[215]. Как видим, Петр Захарович Калинин не дает никакой новой информации относительно причин ареста капитана Никитина, хотя, несомненно, он обладал такой информацией. Похоже, что реабилитация Николая Никитина в 1956 году принесла даже некоторые неприятности для той части руководителей партизанского движения, которая принимала участие в подготовке репрессий в его отношении и в отношении его бойцов.

Впрочем, Николай Никитин в тех событиях был не на первых ролях. Основной целью операции, затеянной, как полагают многие современные исследователи, Пантелеймоном Пономаренко, был минский подпольный комитет. Для нанесения удара по которому требовались более подходящие субъекты, чем рядовой партизанский комбриг.

Как нельзя кстати в эти же дни из-за линии фронта в расположение Калининского фронта вышла группа минских подпольщиков и, в их числе – начальник военного отдела минского подпольного горкома Алексей Котиков. Именно он отправлял в апреле 1942 года капитана Никитина в Узденские леса, а сейчас, после ареста и сомнительного с точки зрения органов НКВД побега из минского СД, Котиков находился в весьма опасном положении (подробнее об этом см. в очерке Алексей Котиков). Не воспользоваться удачей и не связать воедино «провокационную» деятельность одного из руководителей минского подполья и партизанского комбрига было бы для органов делом непростительным. 

В один из дней января 1943 года – во время следствия – они встретились во внутренней тюрьме НКВД (Лубянка), явно неслучайно: на некоторое время их поместили в одну камеру. Никитин признался Котикову, что дал против него показания – заявил, что сформировал лжепартизанскую бригаду по заданию немецкого агента – заведующего военным отделом минского подпольного горкома Алексея Котикова. При этом он утверждал, что был поставлен следователем в такие условия, что только оговор мог сохранить ему жизнь[216].

 «Уличенный» показаниями Николая Никитина, не выдержал и Котиков, «сознался» в своем участии в инспирированном немецкими спецслужбами «подставном» подпольном горкоме[217].

Результатом их взаимной слабости стало возникновение стройной, как тогда многим казалось, версии, подкрепленной признательными показаниями участников событий. В пересказе заместителя Наркома НКВД СССР Абакумова эта версия звучала так:

 «Арестованный Никитин на допросе показал, что он является агентом германской военной разведки и был завербован председателем «подпольного Военного совета» Роговым, от которого получил задание проводить предательскую работу по выявлению советского актива и лиц, желающих уйти в партизанские отряды … В числе агентов гестапо Рогов назвал ему Котикова, с которым Никитин впоследствии установил связь ... германская военная разведка через Котикова поручила ему в провокационных целях объединить мелкие отряды в партизанскую бригаду. Никитина назначили командиром бригады через Минский «подпольный горком».

Никитин, выполняя это задание, действовал от имени «подпольного горкома партии». В течении мая – июня 1942 года он объединил мелкие партизанские отряды в одну бригаду, возглавил ее, и под видом борьбы с немецкими ставленниками сжигал целые села и хутора, через имевшиеся в бригаде разложившиеся элементы занимался грабежами, расстрелами невинных людей и насилованием женщин.

Никитин также показал, что он дважды пытался поставить бригаду под разгром немцев, но осуществить этот замысел ему не удавалось, так как в бригаде имелось большое число честных партизан»[218].

 Как видно из сказанного, ведущие его дело следственные органы связали практически всю деятельность капитана Никитина (от февральских встреч с Роговым до вывода бригады в советский тыл) с провокациями немецких спецслужб – каждый его шаг трактовался как работа «в пользу германской разведки».

Следствие длилось несколько месяцев, 13 октября 1943 года постановлением особого совещания при НКВД СССР за принадлежность к немецкой разведке и провокаторскую деятельность Николай Михайлович Никитин был осужден на 15 лет[219].

Срок отбывал в Севвостлаге (Северо-восточный исправительно-трудовой лагерь) НКВД, структурном подразделении Дальстроя в Магадане[220]. Силами заключенных этого лагеря в том числе строилась дорога Магадан – Якутск. На тяжелых работах у него пошатнулось здоровье, «… два раза умирал, «спасали», не дают умереть, но ничего, есть хуже меня», – писал он в 1948 году жене Зинаиде в Минск. К тому времени он смог устроиться на легкую работу, слесарем – по гражданской специальности. Из ИТЛ посылал жалобу в Москву, но ответа не получил. После установления переписки с женой предпринял еще одну попытку добиться справедливости. На этот раз он решил действовать через супругу, письмо к ней содержит своего рода инструкцию – как лучше заявить о его деле высокому начальству: «… если будешь посылать, то посылай за моей подписью, начиная от Министерства внутренних дел и кончая секретарем ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко. Если работает Калинин, постарайся поговорить с ним, он был вторым секретарем ЦК Белоруссии»[221]. Как того и следовало ожидать, эта его попытка тоже не имела результата.

К 1953 году с учетом рабочих дней Николай Никитин отбыл срок[222], но вынужден был оставаться в Магадане, работал все так же слесарем в городском коммунальном отделе. Его письмо К. Ворошилову было отправлено как раз в этот период, в апреле 1953 года. Умер Сталин, и у него, вероятно, появилась новая надежда. «Я не был и никогда не буду душой изменником Родины. Я отбыл срок наказания, меня не перестает мучить «кличка» изменника.

 Прошу понять, что я им не мог быть, ибо воспитание армейское 13 лет, партийное с 1928 г., комсомольское с 1924 г. я им обязан в проведенных 72 боях в тылу с непосредственным моим участием – говорят сами за себя.

Прошу снять судимость и предоставить возможность отдать все силы и, если потребуется, жизнь за дело коммунизма. Снимите с меня проклятую кличку изменника Родины, я им никогда не был, клянусь своими любимыми детьми»[223], – писал он Председателю Верховного Совета СССР того времени.

На этот раз, вероятно, дело сдвинулось с мертвой точки, но процесс реабилитации проходил крайне медленно.

И все же 25 июня 1957 года Военный трибунал Белорусского военного округа отменил постановление особого совещания о его осуждении и прекратил дело за отсутствием состава преступления[224].

Правда, Николай Никитин не дожил до реабилитации. Он умер от инфаркта в городе Магадане 5 июня 1957 года – за 20 дней до нее, так и не встретившись с семьей и не увидев младшей дочери Тани, рожденной «… в боях и муках…» уже после разлуки с семьей в 1941 году в Замброве; его письмо жене (еще то, старое, 1948 года) содержит довольно эмоциональное обращение к ней: «Таня! Давай с тобой познакомимся издалека. Я твой родной отец, ты закалилась, детские твои годы были очень тяжелые, слушайся маму, она у тебя одна. Целую вас. Ваш отец»[225].

***

7 сентября 1959 года на заседании Бюро ЦК КПБ рассматривался вопрос о деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной войны. В числе других ответ перед Первым секретарем ЦК Мазуровым держал следователь особого отдела Белорусского военного округа Лубинец, принимавший непосредственное участие в подготовке материалов по реабилитации нескольких человек, проходивших по делу Никитина – в частности, он проверял отдельные факты, на основании которых в свое время выносили тому приговор. «В отношении … Никитина у меня никаких сомнений, что эта бригада была создана советскими патриотами … по решению горкома партии … мы некоторые боевые эпизоды проверяли, выезжая на места, никакого сомнения у меня в большой работе, проведенной этой бригадой не имеется», – утверждал Лубенец, выступая перед партийным руководством БССР. И далее: «Таких действий, которые бы говорили, что бригада … дискредитировала партизанское движение, что неправильно относилась к населению в процессе проверки дел не добыто»[226].

***

Получилось так, что реабилитация капитана Никитина и отмена нелепых обвинений в шпионаже и создании «лжепартизанской» бригады повлекла за собой и отмену обвинений в преступлениях против гражданского населения, преступлений, несомненно совершенных. Отдельно от шпионажа и провокаций по заданию немецких спецслужб за такие преступления партизанских командиров не наказывали.

***

Комиссар бригады Александр Матвеевич Гвоздев и начальник штаба Никифор Семенович Панкратов были арестованы вслед за комбригом, в том же декабре 1942 года.

Гвоздев обвинялся в том, что в феврале 1942 года, будучи направлен в тыл врага со специальным заданием, этого задания не выполнил. Вопреки указаниям НКВД СССР он установил в Минске связь с членом подпольного военного совета провокатором Роговым, и рассказал ему о полученном задании.

После этого Гвоздев был арестован и на допросах подробно рассказал о полученном им специальном задании, выдал состав своей группы, в результате чего двое ее членов также были арестованы.

Затем, якобы, совершив побег, в июне 1942 года вступил в партизанский отряд Никитина и, будучи назначен комиссаром, поддерживал Никитина в совершении грабежей и насилий по отношению к местному населению, чинимых Никитиным по заданию германской разведки (подробнее – см. очерк «капитан Гвоздев»). Получил 10 лет.[227]

О Панкратове найденные нами документы хранят лишь упоминание о факте его ареста по другому делу[228], как это можно предположить из контекста – не связанному с делом Никитина.

Эмануил Иоффе со ссылкой на материалы музея Великой Отечественной войны, указывает, что одновременно с Никитиным были арестованы и все командиры отрядов из его бригады: Валентин Васильевич Богданов (1-й отряд), Василий Никитич Чувакин (2-й отряд), Александр Викентьевич Боликевич (3-й отряд), Яков Агеевич Приданников (4-й отряд), Иван Климентьевич Кузьмин (5-й отряд) и Анатолий Иванович Каменев (6-й отряд). Им в вину вменялся самовольный выход с оккупированной территории, за что они и были осуждены «тройкой» на 15 лет каждый.[229]

Сложно судить о столь суровом приговоре за несанкционированный выход за линию фронта, сам Никитин получил такой срок за измену, шпионаж и провокации в отношении гражданского населения. Учитывая, что окончательное решение на выход принимал Никитин, утверждение о таком наказании для его подчиненных выглядит неочевидным. Командирам отрядов, вероятно, инкриминировались все же и другие «преступления», скорее всего, как и большинству прошедших по этому делу – грабежи и насилия в отношении гражданского населения.

Некоторые сомнения вызывает также информация об аресте и приговоре командиру 1-го отряда Богданову: раненый из-за неосторожного обращения с трофейным немецким автоматом, 20 июля 1942 года он был заменен в должности на Васильченко, и, следовательно, не мог принимать решения о выходе отряда за линию фронта.

Командир четвертого отряда Яков Приданников если и был арестован, то, похоже, избежал сурового наказания (или его отменили). Весной 1943 года во главе очередной «московской группы» он был отправлен за линию фронта, некоторое время группа действовала в Смолевичском районе[230], а с января 1944 года Приданников фигурирует уже в качестве командира партизанской бригады им. Рокоссовского (Барановичская область)[231]. Забавно, что после воссоединения с частями Красной армии в августе 1944 г. он был представлен к награде за Александровский бой; один из руководителей Лидской партизанской зоны, небезызвестный Филипп Серебряков в качестве заместителя партизанского отряда Никитина (эту должность он занимал до 3 июля 1942 года), задним числом подписал наградной лист о представлении Приданникова к награждению орденом Красной Звезды. Впрочем, из этой затеи ничего не получилось и награды Приданников не получил – как и все бойцы бригады Никитина. В левом верхнем углу его наградного листа неведомою рукою были наложены несколько резолюций: «Недействительный штаб», «Не оформлены подписи» – иными словами, у Филиппа Серебрякова недоставало полномочий на представление к награде Якова Агеевича Приданникова[232], принявшего в свое время командование их с Петром Знаком партизанским их отрядом.

Не избежали репрессий и некоторые рядовые партизаны, в их числе конфликтовавшая с Никитиным и добивавшаяся в свое время возвращения в Минск для совершения терракта в отношении Вильгельма Кубе троица. Речь идет об Андрее Лагутчике, Рафаэло Бромберге и Леониде Барановском (жену Леонида Барановского Галину, похоже, не затронула эта часть обрушившихся на бригаду репрессий).

Заявления о наличии у них реальной возможности осуществить террористический акт в отношении Кубе были оставлены без внимания не только капитаном Никитиным, но, похоже, и высоким партизанским начальством.

Формально они были арестованы по другим делам.

4 февраля 1943 года на допросе у заместителя начальника отделения следственной части управления особых отделов НКВД СССР майора госбезопасности Герасимова Леонид Барановский показал: «Я признаю себя виновным в том, что уклонился от мобилизации в Красную Армию и остался проживать на территории, оккупированной противником.

Проживая в оккупированном городе Минске, я … в августе 1941 года установил связь с так называемым «подпольным комитетом», у руководства которым стояли агенты гестапо: Рогов, Белов и Сергей [Антохин]

… Я виноват также в том, что после того, как мне стало известно о предательстве руководства «подпольного комитета» и связи его с гестапо – я продолжал поддерживать связь с ним через оставшегося члена «Комитета» Котикова, которым и был 4 июня 1942 гола направлен в партизанский отряд Никитина, при этом мне никаких преступных заданий дано не было, однако я знал, что партизанский отряд Никитина создан «подпольным комитетом» и сам Никитин этим же комитетом назначен командиром партизанского отряда.

Находясь в партизанском отряде, мне сразу же бросилась в глаза преступная линия, которую проводил командир отряда Никитин. Она состояла в том, что партизаны по прямому распоряжению Никитина занимались «бомбежкой» местного населения, т.е. организовывали грабежи населения, насильно отбирали продукты питания и одежду.

Кроме того, по указанию Никитина было сожжено две деревни.

Все это дискредитировало партизанское движение в глазах у местного населения и способствовало врагу.

Видя, что эта преступная практика возглавляется руководством отряда, я также принимал участие в грабежах населения, в чем признаю себя виновным»[233].

Ровно такое же обвинение (уклонении от призыва в РККА, связь с провокационным подпольным комитетом и проникновение в партизанскую бригаду Никитина для участия в грабежах населения) было предъявлено Рафаэло Бромбергу и Андрею Лагутчику, последнему – за исключением уклонения от призыва, его война застала в командировке за пределами Минска[234]. Барановский с Бромбергом получили от особого

Рафаэло Бромберг

совещания по 8 лет, Лагутчик – 10. В 1957 году их дела были прекращены военным трибуналом Белорусского военного округа году за отсутствием состава преступления. Андрей Лагутчик не дожил до реабилитации – умер в лагере[235].

Позже Леонид Барановский попытался объяснить причины произошедшей катастрофы. В связи с давностью тех событий и перенесенным заболеванием (туберкулез позвоночника), он не смог передать в деталях суть тех событий, но категорически отрицал провокационную суть минского подпольного комитета: «На предварительном следствии меня допрашивали ночами, не давали спать, поэтому, то, что записал следователь в мои показания, мне было безразлично, хотя я их и подписывал», - показал он на одном из допросов, состоявшихся уже в ходе реабилитации (хранящаяся в НАРБ его копия, к сожалению, не датирована)[236].  

Еще двоих партизан Никитина, Сычева и Зуева, арестовали и судили за их прегрешения в немецком плену.

Зуев Семен Михайлович, 1915 года рождения, уроженец дер. Вирки Холопеничского района Минской области, русский, образование 7 классов. В 1936 году перебрался в Москву, работал шофером, грузчиком, слесарем. Член партии с 1941 г., арестован в декабре 1942-го.  

Обвинялся в том, что сдался в плен противнику, после чего являлся комендантом Минского лагеря военнопленных, избивал военнопленных. (Это, вероятно, не точное определение, Зуев не был комендантом лагеря – такие должности занимали немецкие офицеры. Зуев, скорее всего, служил в лагерной полиции, возможно, занимал в ней руководящую роль, но сам на собеседовании в БШПД категорически отрицал такого рода обвинения[237]; давшие на него показания партизаны называли его должность «комендант полиции»[238].) Завербованный противником, он, согласно обвинительному заключению, внедрился в партизанскую бригаду Никитина, где участвовал в грабежах населения и поджогах деревень. Осужден на 10 лет, умер в лагере[239]. Сычев (адъютант Никитина, якобы стрелял в Знака) слыл соучастником Зуева по прегрешениям в лагерях для военнопленных и в бригаде Никитина и пострадал вместе с ним.

***

Произведенные аресты в значительной степени деморализовали бригаду Никитина. Весь ноябрь и часть декабря ее отряды простояли в деревнях в окрестностях Торопца. Томительное безделье личного состава и неопределенность дальнейшей судьбы бригады привели к неизбежному. 18 ноября 1942 года новый комбриг капитан Вашин подписал свой первый приказ в качестве командира бригады (№ 25), которым отстранил от должности командира 1-го отряда неоднократно упомянутого выше Васильченко – за халатное исполнение обязанностей, за превышение полномочий, грубость к комсоставу и пьянство.

4 декабря Вашин отстраняет от должности начальника продовольственного снабжения бригады Сухорукова и предлагает тому отчитаться за полученные в БШПД продукты и обмундирование, а 17 декабря приказывает арестовать партизана 2-го взвода Георгия Петрова и комвзвода Панушкина, первого – за пьянку, дебош, и применение оружия, в результате чего был тяжело ранен пулеметчик Матюхин, второго – за соучастие в пьянке.

И, наконец, последний приказ по бригаде Николая Никитина – приказ № 28. 18 декабря 1942 года капитан Вашин отдает распоряжение к 19.00 следующего дня «… собрать все оружие в отрядах, а также кинжалы и ножи в склад бригады д. Усадьба.

В отряде оставить личное оружие только у командиров отрядов и три винтовки для охранения расположения отряда»[240].

В декабре 1942 года бригада капитана Никитина была расформирована, о судьбе ее бойцов выше упоминалось: излечение, советский тыл, тыл врага, а также осуждение, тюрьмы и лагеря. Никто из них не получил вполне заслуженных наград. В этом отношении им не повезло. Проявленный героизм на Долгом Острове, десятки удачных засад и нападений на гарнизоны противника, спущенные под откос поезда – все это сводилось на нет участием в преступлениях «лжепартизанской» бригады.



[1] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945: Энцыклапед./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І.П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. – Мн.: БелСЭ, 1990, с. 80

[2] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма заседаний Бюро ЦК КПБ по вопросу деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной воны. 7 сентября 1959 года. Выступление Калинина П.З. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80, Л. 35

[3] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г.  Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. 10 апреля 1953 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 7

[4] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма заседаний Бюро ЦК КПБ по вопросу деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной воны. 7 сентября 1959 года. Выступление Калинина П.З. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80, Л. 35

[5] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Н. Никитина жене. 20.04.1948 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 3

[6] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. 10 апреля 1953 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 8

[7] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957 г. – 5 января 1962 г. Зам. начальника особого отдела КГБ при СМ СССР по БВО генерал-майор Петров – Секретарю ЦК КПБ Горбунову Т. С. Докладная записка от 20 июня 1959 г.  об итогах проверки обоснованности осуждения Котикова А. Л., Никитина Н. М., Гвоздева А.М., Барановского Л. С., Бромберга Р. М. и др. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 3

[8] Белорусский штаб партизанского движения (далее БШПД). Материалы по городу Минску. Отчеты и докладные записки о деятельности Минского и Дзержинского подпольных комитетов. Записи бесед с партизанами о действиях оккупантов в Минске. Январь 43 – август 1943. Беседа с членом минского подпольного комитета Котиковым. 6.12.42 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 147 – 153

[9] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Заявление Секретарю ЦК ВКП(б) товарищу Жданову бывшего члена минского городского подпольного комитета партии Котикова Алексея Лаврентьевича. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 204 (оборотная сторона)

[10] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Зам. начальника особого отдела КГБ при СМ СССР по БВО генерал-майор Петров – Секретарю ЦК КПБ Горбунову Т. С. Докладная записка от 20 июня 1959 г.  об итогах проверки обоснованности осуждения Котикова А. Л., Никитина Н. М., Гвоздева А.М., Барановского Л. С., Бромберга Р. М. и др. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 2

[11] Марк Штейнберг. Трагедия капитана Штейнберга. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.forumdaily.com/tragediya-kapitana-shtejnberga/ Дата доступа: 30.03.2021

[12] Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[13] Марк Штейнберг. Трагедия капитана Штейнберга. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://www.forumdaily.com/tragediya-kapitana-shtejnberga/ Дата доступа: 30.03.2021

[14] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Выписка из протокола допроса Никитина А.М от 22 октября 1956 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 106, Л. 302

[15] Смотри, например: Минский подпольный комитет. Особая папка. Определение Военного трибунала Белорусского военного округа на протест Военного прокурора БВО на постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 13 октября 1943 года от 25 июня 1957 года о заключении Никитина Николая Михайловича по ст. 58-1б УК РСФСР в ИТЛ сроком на 15 лет. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 60; Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 6 – 8

[16] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Н. Никитина жене. 20.04.1948 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 4

[17] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966. Биография Н.М. Никитина. 23.12.66г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 18

[18] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Гор. Москва 25.11.1942 г. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 82 (оборотная сторона)

[19] Танковый фронт 1939 – 1945. Подготовка кадров для бронетанковых и механизированных войск. [Электронный ресурс]. Код доступа: http://tankfront.ru/ussr/train/kadri.html Дата доступа: 30.03.2021

[20] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г.  Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. 10 апреля 1953 г.  НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 6

[21] Марк Штейнберг. Трагедия капитана Штейнберга. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://www.forumdaily.com/tragediya-kapitana-shtejnberga/ Дата доступа: 30.03.2021

[22] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина жене. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966. Биография Н.М. Никитина. 23.12.66г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 18

[23] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г.  Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. 10 апреля 1953 г.   НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 6 – 7

[24] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо жене Зине. 20 апреля 1948 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 1 – 2

[25] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 68

[26] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Выписка из протокола допроса Никитина А.М. 22 октября 1956 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 106, Л. 301

 

[27] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 68

[28] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. и справкам КГБ при СМ БССР о Минском подпольном комитете 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Заявление бывшего члена минского городского подпольного комитета партии Котикова Алексея Лаврентьевича секретарю ЦК ВКП(б) тов. Жданову. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 105, Л. 204

 

[29] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. 14 ноября 1942 г. д. Хворостьево. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 59

 

[30] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. и справкам КГБ при СМ БССР о Минском подпольном комитете 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Заявление бывшего члена минского городского подпольного комитета партии Котикова Алексея Лаврентьевича секретарю ЦК ВКП(б) тов. Жданову. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 105, Л. 204

[31] Смыслов О. С. Сталинские генералы в плену / О. С. Смыслов – М.: Вече, 2016, с. 264 – 266  

[32] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 69

[33] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 г.г. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Выписка из протокола допроса Никитина А.М. 22 октября 1956 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 106, Л. 301 – 302

[34] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 г.г. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Выписка из протокола допроса Никитина А.М. 22 октября 1956 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 106, Л. 301

[35] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Протокол допроса Котикова Алексея Лаврентьевича 20 февраля 1946 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 181

[36] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 г.г. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Выписка из протокола допроса Никитина А.М. 22 октября 1956 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 106, Л. 302 – 304

[37] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 74 – 75

[38] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 5

[39] Виктор Уранов. Мемориальный комплекс на Долгом острове: ничто не забыто? [Электронный ресурс]. Код доступа: https://dzr.by/memorialnyiy-kompleks-na-dolgom-ostrove-nichto-ne-zabyito/ Дата доступа: 30.03.2021

[40] Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Дзяржынскага раёна. – Мн.: БелТА. 2004, стар. 316

[41] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 4 – 5

[42] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 82

[43] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 4 – 5

[44] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с Лагутчиком Андреем Спиридоновичем. Москва, 21.12.1942 г. НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 114

[45] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь».  Цыбульский Анатолий Павлович. Наградной лист. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/55536/ Дата доступа: 30.08.2021 Документы 1, 2.

[46] Эмануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. Сайт Якова Басина. [Электронный ресурс]. Код доступа:  http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021      

[47] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 9 (оборотная сторона)

[48] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 10, Л. 17  

[49] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 4 (оборотная сторона) –Л. 5

[50] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 20 – Л. 20 (оборотная сторона)

[51] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 74

[52] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 1 – 1 (оборотная сторона)

[53] Энциклопедия подразделений вооруженных сил Вермахта. [Электронный ресурс]. Код доступа:  http://www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/InfErsRgt/InfErsRgt603-R.htm Дата доступа: 30.03.2021

[54] «Уничтожить как можно больше...»: Латвийские коллаборационистские формирования на территории Белоруссии, 1941- 1944 гг. Сборник документов / Фонд «Историческая память»; Сост. А.Р. Дюков, В.В. Симиндей и др.; Сопр. ст. А.М. Литвин. – М., 2009, с. 30

[55] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 44

[56] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 4

[57] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 83 (оборотная сторона)

[58] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику Белорусского штаба партизанского движения бригадному комиссару товарищу Калину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 88

[59] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 75

[60] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 7

[61] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 7 (оборотная сторона)

[62] Ковтун И. Охранные дивизии Вермахта: уничтожение гражданского населения и борьба с партизанами / Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. № 1(5), 2014, с. 100 

[63] Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Код доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[64] 24 Талсинский полицейский батальон. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://lv.wikipedia.org/wiki/24._Talsu_policijas_bataljons Дата доступа: 30.03.2021 

[65] Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[66] Виктор Уранов. Когда памятники говорят. Долгий остров: малоизвестные страницы. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://dzr.by/kogda-pamyatniki-govoryat-dolgij-ostrov-maloizvestnye-straniczy/ дата доступа 30.03.2021

[67] 24 Талсинский полицейский батальон.  [Электронный ресурс]. Код доступа: https://lv.wikipedia.org/wiki/24._Talsu_policijas_bataljons Дата доступа: 30.03.2021 

[68] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 2

[69] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 4

[70] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 3-го отряда бригады капитана Никитина Рафаэло Бромберга Калинину П.З. 23.11.1942 г. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 91 – 92

[71] Дзержинская центральная районная библиотека. Баі мясцовага значэння. З успамінаў П.І. Серабракова. [Электронный ресурс]. Код доступа: http://dzerlib.by/Projects/Read?articleId=165 Дата доступа: 30.03.2021

[72] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 6

[73] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Серебряков Филипп Иванович. Наградной лист. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/72292/ Дата доступа: 30.03.2021 Документ № 3

[74] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Серебряков Филипп Иванович. Наградной лист. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/72292/ Дата доступа: 30.03.2021 Документ № 3

[75]   Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[76] Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[77] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Топографическая карта Генштаба КА 1942 г, «Путь партизанской бригады Никитина». НАРБ, НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 238

[78] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Барановского Леонида Семеновича начальнику Белорусского штаба партизанского движения бригадному комиссару товарищу Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 96

[79] Дзержинская центральная районная библиотека. Баі мясцовага значэння. З успамінаў П.І. Серабракова. [Электронный ресурс]. Код доступа: http://dzerlib.by/Projects/Read?articleId=165 Дата доступа: 30.03.2021

[80] БШПД. Оперативный отдел. Дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 47

[81] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 7 (оборотная сторона)

[82] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ. НАРБ, Ф.  1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 8 – 8 (оборотная сторона)

[83] БШПД. Оперативный отдел. Дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 47

[84] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 11 (оборотная сторона)

[85] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Серебряков Филипп Иванович. Наградной лист. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/72292/ Дата доступа: 30.03.2021 Документ № 3

[86] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 47

[87] А. Литвин. Латышские полицейские (“шутцманшафт”) батальоны в Белоруссии (1942–944 гг.) / Уничтожить как можно больше... : Латвийские коллаборационистские формирования на территории Белоруссии, 1941-1944 гг. Сборник документов / Фонд «Историческая память»; Сост. А.Р. Дюков, В.В. Симиндей и др.; Сопр. ст. А.М. Литвин. – М., 2009, с. 33

[88] Дзержинская центральная районная библиотека. Баі мясцовага значэння. З успамінаў П.І. Серабракова. [Электронный ресурс]. Код доступа: http://dzerlib.by/Projects/Read?articleId=165 Дата доступа: 30.03.2021

[89] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22.12.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 129

[90] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Барановского Леонида Семеновича начальнику Белорусского штаба партизанского движения бригадному комиссару товарищу Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 96

[91] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 77

[92] Дзержинская центральная районная библиотека. Баі мясцовага значэння. З успамінаў П.І. Серабракова. [Электронный ресурс]. Код доступа: http://dzerlib.by/Projects/Read?articleId=165 Дата доступа: 30.03.2021

[93] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Определение военного трибунала БВО от 25 июня 1957 г. по обвинительному заключению Никитина Николая Михайловича. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 60

[94] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Определение военного трибунала БВО от 25 июня 1957 г. по обвинительному заключению Гвоздева А.М. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 65 – 66.

[95] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 77

[96] Воспоминания Милютина И.Ф. о деятельности партизанских бригад Никитина и им. Калинина Минской области в годы ВОВ и о связях бригад с Минским подпольем. НАРБ, Ф. 1440, Оп. 3, Д. 873, Л. 9

[97] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22 12. 1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 129

[98] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 14 (оборотная сторона)

[99] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизанки 1-го отряда бригады капитана Никитина Барановской Галины начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 101

[100] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 104

[101] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с Барановской Галиной Витольдовной. 22 12. 1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 134 (оборотная сторона)

[102] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с тов. Лагутчиком Андреем Спиридоновичем. гор. Москва, 21.12.1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л.116 (оборотная сторона)

[103] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 104 

[104] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22 12. 1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 129

[105] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 89

[106] БШПД. Материалы о боевых действиях партизанской бригады Никитина. Беседа с Петровым Георгием Александровичем. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, д. 237, Л. 66

[107] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 78

[108] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 15 (оборотная сторона)

[109] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 103 

[110] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Анохин Иван Васильевич. Наградные листы. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/72292/ Дата доступа: 30.03.2021 Документы № 1,2,5

[111] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Соловьянчик Валентина Александровна. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/48150/ Дата доступа: 30.03.2021

[112] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Серебряков Филипп Иванович. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/72292/ Дата доступа: 30.03.2021

[113] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945: Энцыклапед./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І.П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. – Мн.: БелСЭ, 1990, с. 559; Памяць: Гіст.-дакум.хроніка Дзяржынскага раёна. – Мн.: БелТА. 2004, с. 361 – 362

[114] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 103 

[115] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 20

[116] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 16

[117] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л.49

[118] Белорусский штаб партизанского движения (БШПД). Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 76

[119] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22 12. 1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 130

[120] Памяць: Гіст.-дакум. хроніка Дзяржынскага раёна. – Мн.: БелТА. 2004. – 704 с., с. 354 - 355

[121] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 89

[122] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 83 (оборотная сторона)

[123] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 31

[124] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь». Знак Петр Игнатьевич. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97183/ Дата доступа: 30.03.2021

[125] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 83

[126] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 21

[127] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 13 (оборотная сторона)

[128] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 23 (оборотная сторона)

[129] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 19 (оборотная сторона).

[130] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945: Энцыклапед./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І.П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. – Мн.: БелСЭ, 1990 – 680 с., стар. 446

[131] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 26

[132] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Соединения. Партизанская бригада Н.М. Никитина. Электронный ресурс. Код доступа: https://partizany.by/brigade/204/ Дата доступа: 30.03.2021

[133] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 22 – 22 (оборотная сторона)

[134] См., например: Памяць: Гіст.-дакум.хроніка Дзяржынскага раёна. – Мн.: БелТА. 2004. – 704 с. Стар. 339

[135] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 31 (оборотная сторона)

[136] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 23 (оборотная сторона)

[137] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 22 (оборотная сторона) – 23

[138] Эммануил Иоффе. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 04.08.2020

[139] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945: Энцыклапед./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І.П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. – Мн.: БелСЭ, 1990, стар. 181

[140] Марк Штейнберг. Трагедия капитана Штейнберга. [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://www.forumdaily.com/tragediya-kapitana-shtejnberga/ Дата доступа: 28.02.2021

[141] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22 12. 1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 131

[142] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 3-го отряда бригады капитана Никитина Бромберга Рафаэло Моносовича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 93

[143] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Сообщение Минскому обкому КП(б)Б от партизана – летчика отряда Никитина Шитикова Егора Васильевича. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 9 (оборотная сторона)

[144] ЦК КП(б)Б. Особый сектор. Постановления и выписки из протоколов Минского подпольного ОК, Докладные, справки, отчеты и донесения руководителей партизанского движения… Октябрь 42 – сентябрь 43 г. Отчет о работе Минского подпольного комитета партии. НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 185, Л. 335

[145] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Заявление бывшего члена минского городского подпольного комитета партии Котикова Алексея Лаврентьевича Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Жданову. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 204

[146] БШПД. Разведывательный отдел. Литерное дело по Минской области. Записи бесед с партизанами и командованием партизанских бригад и отрядов. Беседа с т. т. Коваленко Николаем Ивановичем и Дьяковым Романом Аполлоновичем. 13 апреля 1943 г. г. Москва. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1298, Л. 113

[147] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Докладная секретарю ЦК КП(б)Б П. Калинину от Гапеева Е. Д, выполнявшего задание в тылу врага. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 50 

[148] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 27

[149] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Сообщение Минскому обкому КП(б)Б от партизана – летчика отряда Никитина Шитикова Егора Васильевича. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 9 (оборотная сторона)

[150] ЦК КП(б)Б. Особый сектор. Протоколы опроса и стенограммы бесед со связниками ЦК КП(б)Б и партизанами, вернувшимися из города Минска… Август 1942 – декабрь 1943 г. Объяснительная записка младшего лейтенанта Душкина Ивана Ефимовича. НАРБ, Ф. 4П, Оп. 33а, Д. 645, Л. 136

[151] Гогун А. Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941–1944 / А. Гогун. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012, с. 84

[152] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 31 (оборотная сторона)

[153] ЦК КП(б)Б. Приказ № 20 от 20 августа 1942 года командира партизанского отряда глубокого тыла подполковника Пасвенчука. НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, д.301, Л. 25

[154] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады им. Железняка. 10 октября 1942 – 6 августа 1944 г. Докладная записка связного партизанской бригады Дьякова Зиновьева С.Н. секретарю ЦК КП(б)Б товарищу Пономаренко П.К. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д 165, Л. 12

[155] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Докладная записка секретарю ЦК КП(б)Б П. Калинину от Гапеева Е. Д, выполнявшего задание в тылу врага. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 50 

[156] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. 14 ноября 1942 г. д. Хворостьево. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 61

[157] БШПД. Разведывательный отдел. Литерное дело. Материалы по городу Минску. Отчеты и докладные записки, копии бесед с партизанами. Докладная записка Бромберга в ЦК КП(б)Б. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1299, Л. 110 (оборотная сторона)

[158] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 81

[159] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 80 (оборотная сторона) – 81

[160] Силова С. В. Крестный путь. Белорусская православная церковь в период немецкой оккупации 1941-1944 гг. / С. В. Силова – Минск, Белорусский Экзархат, 2005, с. 9

[161] Минск старый и новый. [Электронный ресурс] Код доступа: https://minsk-old-new.com/places/hramy-i-religiya/spaso-preobrazhenskij-zhenskij-monastyr-ne-sushhestvuet Дата доступа: 30.03.2021

[162] БШПД. Разведывательный отдел. Литерное дело. Материалы по городу Минску. Отчеты и докладные записки, копии бесед с партизанами. Докладная записка Бромберга в ЦК КП(б)Б. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1299, Л. 110 (оборотная сторона)

[163] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 80 (оборотная сторона) – 81

[164] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. 14 ноября 1942 г. д. Хворостьево. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л. 61

[165] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 80 (оборотная сторона)

[166] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 90

[167] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Барановского Леонида Семеновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 98 – 99

[168] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 3-го отряда бригады капитана Никитина Бромберга Рафаэло Моносовича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 93

[169] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 78

[170] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 32 (оборотная сторона)

[171] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г.  НАРБ, 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 53

[172] Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: у 6 т. Т.6, Кн.2 / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г.П. Пашкоў  (галоўны рэд.) і інш. – Мн.: БелЭн, 2003, с. 18

[173] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г.  НАРБ, 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 53

[174] ЦК КП (б)Б Оргинструкторский отдел. Протоколы, отчеты, политдонесения и списки работников Холопеничского РК КП(б)Б. Отчет секретаря Холопеничского РК КП(б)Б за период с 25.8.1942 по день соединения с частями Красной армии Пасекова Михаила Алексеевича. НАРБ, Ф. 4П, оп.33а, Д.507, Л.45

[175] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г.  НАРБ, 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 53 (оборот)

[176] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Записка Иванова Бориса Константиновича старшему батальонному комиссару Ветрову о бригаде Никитина. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 142

[177] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97183/ Дата доступа: 31.03.2021 Документ 2

[178] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Бакин Иван Федорович. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97166/ Дата доступа: 31.03.2021 Документ 3

[179] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Чувакин Василий Никитич. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97714/ Дата доступа: 31.03.2021 Документ 2

[180] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Горланов Виктор Петрович. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97713/ Дата доступа: 31.03.2021. Документ № 2

[181] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Н. Никитина жене. 20.04.1948 г.  НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 3

[182] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 37 (оборотная сторона)

[183] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 78

[184] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 69

[185] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 73

[186] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 103 

[187] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 82

[188] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 78

[189] БШПД. Секретный отдел. Переписка с органами НКВД о проверке сотрудников штаба. Заместитель народного комиссара внутренних дел Союза ССР Абакумов – начальнику ЦШПД Пономаренко. НАРБ, Ф.1450, Оп.2, Д.1, Л. 7

[190] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 75           

[191] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление Бромберга Рафаэло Моносовича Начальнику БШПД тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 91

[192] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Сводка боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 1 – 7

[193] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 40 – 54

[194] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с командиром бригады Никитиным Николаем Михайловичем. Москва, 25.11.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп.4, Д. 237, Л. 75

[195] Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Письмо капитана Тищенко начальнику БШПД тов. Калинину. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, д. 237, Л. 85

[196] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Андрея Лагутчика на имя П. Калинина. НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 86

[197]   БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Андрея Лагутчика на имя П. Калинина. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 86

[198] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление Рафаэло Бромберга Начальнику БШПД тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 91

[199] БШПД. Материалы о боевых действиях партизанской бригады Никитина. Беседа с Петровым Георгием Александровичем. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, д. 237, Л. 66

[200]   БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Барановского Леонида Семеновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 98

[201] БШПД. Материалы о боевых действиях партизанской бригады Никитина. Беседа с Петровым Георгием Александровичем. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, д. 237, Л. 66

[202] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Акишин Сергей Максимович. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/96997/ Дата доступа: 31.03.2021

[203] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Акишина Янина Ивановна. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/97184/ Дата доступа: 30.03.2021

[204] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 7

[205] БШПД.  Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина.  Беседа с тов. Барановским Леонидом Семеновичем. гор. Москва, 22.12.1942г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 4, Д. 237, Л.128

[206] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 87

[207] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 88

[208] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 87

[209] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 53

[210] Белорусские деревни, сожжённые в годы Великой Отечественной войны. База данных. [“Электронный ресурс] Код доступа: http://db.narb.by/search/?title=&titles=old&region=7&district=127&year= Дата доступа: 12.09.2021

[211] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 87

[212] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление партизана 1-го отряда бригады капитана Никитина Лагутчика Андрея Спиридоновича начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 87

[213] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д. 1283, Л. 53 – 53 (оборотная сторона)

[214] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Дневник боевых действий бригады капитана Никитина за 1941 – 1942 г. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1283, Л. 51 – 52

[215] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма заседаний Бюро ЦК КПБ по вопросу деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной воны. 7 сентября 1959 года. Выступление Калинина П.З. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80, Л. 35

[216] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. и справкам КГБ при СМ БССР о Минском подпольном комитете 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Заявление бывшего члена минского городского подпольного комитета партии Котикова Алексея Лаврентьевича секретарю ЦК ВКП(б) тов. Жданову. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 204 (оборотная сторона)

[217] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. и справкам КГБ при СМ БССР о Минском подпольном комитете 1941 – 1944 гг. Т.1. 1942 г. – 1959 г. Протокол допроса арестованного Котикова Алексей Лаврентьевича. 30 декабря 1942 г.  НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 138

[218] БШПД. Секретный отдел. Переписка с органами НКВД о проверке сотрудников штаба. Заместитель народного комиссара внутренних дел Союза ССР Абакумов – начальнику ЦШПД Пономаренко. НАРБ, Ф.1450, Оп.2, Д.1, Л. 5 – 7

[219] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Зам. начальника особого отдела КГБ при СМ СССР по БВО генерал-майор Петров – Секретарю ЦК КПБ Горбунову Т. С. Докладная записка от 20 июня 1959 г. «Об итогах проверки обоснованности осуждения Котикова А. Л., Никитина Н. М., Гвоздева А.М., Барановского Л. С., Бромберга Р. М. и др.» НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д 72, Л. 3

[220] Жертвы политического террора в СССР. База данных. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://base.memo.ru/person/show/2829100 Дата доступа: 30.08.2021

[221] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Н. Никитина жене. 20.04.1948 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 4

[222] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г.  Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 8

[223] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г.  Письмо Председателю Президиума ВС СССР К. Е. Ворошилову. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 8

[224] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Определение военного трибунала БВО от 25 июня 1957 г. по обвинительному заключению Никитина Н.М.  НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 60

[225] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Письма участника Минского подполья Н. М. Никитина. Биография. Другие документы. Апрель 1948 г. – 23 декабря 1966 г. Письмо Н. Никитина жене. 20.04.1948 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 64, Л. 1, Л. 5

[226] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. Стенограмма заседаний Бюро ЦК КПБ по вопросу деятельности партийного подполья в Минске в годы Великой Отечественной войны. 7 сентября 1959 года. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 80, Л. 5

[227] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Определение военного трибунала БВО от 25 июня 1957 г. по обвинительному заключению Гвоздева А.М. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 65

[228] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Определение военного трибунала БВО от 25 июня 1957 г. по обвинительному заключению Никитина Н.М.  НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 60

[229] Эмануил ИОФФЕ. Героическая и трагическая судьба капитана Никитина. Сайт Якова Басина. Электронный ресурс. Код доступа: http://jewishfreedom.org/page605.html Дата доступа: 30.03.2021

[230] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Приданников Яков Агеевич. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/31892/ Дата доступа: 30.03.2021 Документы 1, 2, 8, 9

[231] Беларусь у Вялікай Айчыннай вайне. 1941 – 1945: Энцыклапед./Беларус. Сав. Энцыкл.; Рэдкал.: І.П. Шамякін (гал. рэд.) і інш. – Мн.: БелСЭ, 1990, стар.438

[232] Партизаны Беларуси. Специальный проект Издательского дома «‎Беларусь сегодня» и Национального архива Республики Беларусь. Приданников Яков Агеевич. [Электронный ресурс]. Код доступа: https://partizany.by/partisans/31892/ Дата доступа: 30.03.2021 Документы 3, 4

[233] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Протокол допроса арестованного Барановского Леонида Семеновича от 4 февраля 1943 г. Начало допроса в 23 ч.10 мин. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 106, Л. 186 – Л. 186 (оборотная сторона)

[234] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина, Беседа с партизаном Лагутчиком А.С.  Москва, 21.12.1942г. НАРБ, НАРБ, Ф.  1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 111

[235] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д 72, Л. 3, 4, 8

[236] Минский подпольный партийный комитет КП(б)Б. (Коллекция). Особая папка. Выписки из протоколов допросов лиц, принимавших участие в партийном подполье гор. Минска в 1941 – 1944 гг. Т.2. 1944 г. – 1957 г. Протокол допроса Барановского Леонида Семеновича.  НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д. 106, Л. 187

[237] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Беседа с т. Зуевым Семеном Михайловичем. Г. Москва. 23.11.1942 г. НАРБ, 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 62 – 62 (оборотная сторона)

[238] БШПД. Материалы по боевой деятельности партизанской бригады Никитина. Заявление командира 1-го отряда бригады капитана Никитина Васильченко начальнику БШПД бригадному комиссару тов. Калинину П.З. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 102

[239] Минский подпольный комитет. Особая папка. Справки КГБ при Совете Министров БССР по БВО, военного прокурора БВО о Минском партийном подполье. 7 марта 1957г – 5 января 1962 г. Зам. начальника особого отдела КГБ при СМ СССР по БВО генерал-майор Петров – Секретарю ЦК КПБ Горбунову Т. С. Докладная записка от 20 июня 1959 г.  об итогах проверки обоснованности осуждения Котикова А. Л., Никитина Н. М., Гвоздева А.М., Барановского Л. С., Бромберга Р. М. и др. НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1, Д 72, Л. 4

[240] БШПД. Оперативный отдел. Приказы и дневник боевых действий партизанской бригады Никитина. Книга приказов. НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1283, Л. 37 – 39 (оборотная сторона)